Суржик.
— Я вашу Мальвину хорошо знаю, — неожиданно сказала Татьяна. — Оформляла ей квартиру.
— Ты!? — чуть не подавившись, спросил Суржик.
— Что тебя так удивляет? — в свою очередь удивился Чуприн. — Она ведь риэлтер. Покупка — продажа квартир, ее бизнес. Со многими знаменитостями работала. У нее слабость к знаменитостям. Верно, я говорю? — подмигнул он Татьяне.
— Когда ты ее в последний раз видела? — равнодушным тоном спросил Суржик. И даже отвернулся к окну, чтоб не выдать своего волнения.
— Кажется, полгода назад… — наморщив лоб, произнесла Татьяна. — Да, ровно полгода. Я ей и деньги помогла пристроить в надежный банк.
— Большие деньги? — спросил Леонид.
— Приличные. Треть она оставила на своем счете, треть положила на имя сестры. Еще треть перевела на счет монастыря.
— Монастырь? Ты в этом уверена? — спокойно спросил Суржик.
— Кто у нее сестра? — опять встрял Чуприн. — Тоже на эстраде поет?
— Нет! — улыбнувшись, помотала головой Татьяна. — Сестра совсем еще ребенок. Несовершеннолетняя.
— Зачем вообще-то деньги на монастырь переводить? Глупость какая-то! — пожал плечами Чуприн.
— Она теперь там…
— Где!? — быстро спросил Суржик.
— В Светло-Посадском монастыре. Она давно мечтала.… Где-то у меня адрес есть…
Через полчаса Валера садился в свой «Форд». В руке он сжимал бумажку с адресом. В первое мгновение, услышав ошеломляющую новость, он почему-то совсем не удивился. Оказалось, внутренне был готов к чему-то подобному. Только со стороны ее поступок мог показаться экстравагантной выходкой.
В машине внезапно, порывом ветра, на него навалилась чудовищная усталость. Как на стайера, который наконец-то пересек заветную финишную черту. И теперь, согнувшись пополам, без сил стоит на дорожке и никак не может успокоить рвущееся из груди сердце. Суржик долго вертел перед глазами записку, написанную ровным, четким почерком Татьяны. Будто хотел что-то прочесть между строк, разгадать затейливый ребус.
В квартире на третьем этаже Леонид по-прежнему, сидя за столом, глазел в монитор компьютера, изредка стучал одним пальцем по клавишам. Татьяна сидела поблизости на стуле, готовая в любой момент прийти на помощь.
— Не понимаю, — задумчиво пробормотал Леонид.
— Что?
— Все актрисы как с цепи сорвались, — продолжил Чуприн, не отрывая взгляда от монитора. — Пачками уходят в монастырь.
Татьяна не ответила, вздохнула и пожала плечами.
— Катя Градова, которая в «Семнадцати мгновениях весны» снималась, помнишь? Гобзева…. Эта, как ее? Васильева… Дурехи! Мода, что ли?
— Женщины в монастырь уходят от несчастной любви.
— Только без угроз! — сказал Леонид Чуприн.
9
Валера опять гнал свой «Форд» по прямой как стрела трассе Москва — Санкт-Петербург. И это загородное шоссе было совершенно пустым. Что неудивительно. Это в Москве пробки, гарь, духотища. Достаточно отъехать километров на сорок и можно расслабиться. Дави на газ и хоть ногу на ногу закидывай.
Перед его глазами вспыхивали сцены предстоящей встречи с Надей…
…Он снимет целиком местное кафе-стекляшку. Часа на два. Больше не потребуется. В этой чертовой дыре, Светлый Посад, тоже должно быть какое-нибудь кафе-стекляшка. Их сейчас в любой, самой захудалой деревушке понатыкали предприимчивые кавказские люди. Он заплатит хозяйке «без базара» любую сумму и потребует, чтоб ни одна живая душа им не мешала. Хозяйкой накроет в центре зала шикарный стол. С цветами и шампанским. Он развесит по стенам афиши. Хозяйка сгоняет в монастырь и пригласит Надю. Заплатит там кому надо, сколько надо.
И Надя придет!
Он будет стоять спиной к двери и делать вид, что задумчиво смотрит в окно. Она, вся в черном! (Черное ей к лицу!), войдет и замрет в изумлении, увидев шикарный стол. С цветами и шампанским. И увидит свои афиши, развешанные по всем стенам. И узнает его, стоящего спиной. Он, не оборачиваясь, скажет:
— Солнышко! Наконец-то я нашел тебя!
— Ты в своем репертуаре! — скажет Надя. И наверняка, улыбнется своей неотразимой улыбкой. — Цветы, шампанское! Зачем?
— Есть повод. Даже два! — ответит он. И повернется. И сделает шаг ей навстречу.
— Сто-о-оять!!! — рявкнет она.
— В чем дело? — поинтересуется он, замерев на месте. — У вас в монастыре карантин, что ли?
— Ничуть.
— Тогда почему нельзя подойти, обнять и все такое?
— Нельзя мне! — мягко скажет она. — Не положено.
— Мать вашу!!! — не выдержит он. — У вас что там… совсем уже!? На мужчин и смотреть нельзя!?
— Смотреть можно.
— Прогресс, мать твою!!!
— Будешь материться, повернусь и уйду! — грозно скажет она.
— Нормальная русская речь! — возразит он. — Можно подумать, ты никогда на своей эстраде ничего такого не слышала.
— Терпеть не могу эту гадость! Тьфу! Прости меня, Господи!
— Да-а! — прищурившись, скажет он. — Не та-ак представлял я себе нашу встречу!
Он подойдет к столу, жестом пригласит ее. Она, немного поколебавшись, вздохнув, тоже подойдет к столу. Он галантно подставит ей стул. Сядет напротив.
— Что-то у нас не клеится… на сухую! Надо врезать! — решительно скажет он. И возьмет в руки бутылку шампанского.
— Без меня! — тихо, но твердо скажет она.
— В вас там… еще и сухой закон!?
— Само собой, — пожимая плечами, ответит она.
— Ни капельки, ни граммулечки… втихаря от начальства, нет!? — спросит он.
Он откроет шампанское, стрельнет пробкой в потолок и, не обращая внимания на ее запрещающие жесты, нальет полные бокалы пенящегося напитка.
— Скукотища у вас там, небось? — сочувственно спросит он, — Свет гасят рано. И мужчин нет. Кстати, был у меня один знакомый попик. Между прочим, кого хочешь мог перепить. На спор…
— Я прошу! Не надо, — с какой-то прямо-таки укоризненной материнской интонацией скажет Надя.
— Хорошо! — усмехаясь, согласится он. — Первый тост!
— И последний! — очень грозно предупредит она.
— Без самодурства! Здесь нейтральная территория!
— Шампанское, цветы…. Деньжищ, небось, прорву высадил.… К чему это, Валера?
