Калинин. При Щелокове это был «образцовый» генерал, с его вечным: «Чего изволите?» Здесь, в зоне, где мы сидим, это «образцовый» заключенный. Передо мной он тоже пытался «подхалимничать», но быстро понял, что мне проще матом его послать, и тогда он полностью «переключился» на министра. Это был его «ручной завхоз». Кстати говоря, я не помню, чтобы Щелоков широко отмечал свой юбилей. В этот день приезжали какие-то делегации, это так, но паломничества не было, его стол в этот день не был завален подарками. От КГБ СССР был, наверное, только приветственный адрес; Юрий Владимирович, питая определенные «симпатии» к Щелокову, не дарил ему ничего. Протокольный адрес — и все.
Если говорить честно, то я бы сказал, что в последние годы Щелоков работал не так уж плохо. Но его все время одолевали какие-то нерабочие мысли. Рабочий день министра кончался где-то около семи часов вечера, у него, как и у всех людей, было два выходных. А мне, если удавалось отдохнуть в воскресенье, так это было хорошо. Мне часто приходилось оставаться за Щелокова, особенно в вечернее время. Так же много и продуктивно, кстати говоря, работали не только члены коллегии МВД, но и руководители КГБ, прежде всего сам Юрий Владимирович. А о его болезни мы узнали только в последнее время, когда он был уже Генеральным секретарем ЦК КПСС.
Как только Леонид Ильич умер, уже буквально через две недели Андропов отправил Щелокова в «райскую группу» — так называется в просторечии группа генеральных инспекторов Вооруженных Сил СССР. В общем, это то же самое, что и уход на пенсию. Щелоков и опомниться не успел. Я думаю, что Андропов с неприязнью относился к Щелокову не только за «магазин», тут, видимо, существовали какие-то другие, более глубокие причины. Юрий Владимирович был истинным коммунистом. Если человек, носивший в кармане партбилет, совершал поступки, порочащие имя коммуниста, он не только переживал — этот человек вызывал у него принципиальное презрение. А если это был не просто человек, а руководитель, тем более министр, то тут и говорить нечего. Уверен только, что Андропов не питал симпатий к Щелокову не потому, что ревновал его к Брежневу, это чепуха. Сам Андропов был намного ближе к Леониду Ильичу. Я даже думаю, что, говоря об отношениях Щелокова и Андропова, нельзя употреблять резкие эпитеты. Не личная ненависть, а принципиальные расхождения во взглядах на то, как должен вести себя руководитель министерства, — вот что было между ними.
Даже лично хорошо ко мне относясь, Андропов, конечно, не мог сделать меня министром. Тут существовали определенные соображения этического характера. Юрий Владимирович был мудрым человеком. В этом плане я его понимаю и разделяю его неразгаданные мысли. Больше того: исходя из тех же самых соображений, я и сам, конечно, никогда бы не согласился. Зачем плодить ненужные разговоры?
Каким же министром был Николай Анисимович Щелоков? Что это за человек? Каковы его положительные и отрицательные качества? Не так просто, наверное, будет разобраться, но я сразу скажу: и все-таки это был министр.
Я понимаю, конечно, что иду сейчас вразрез, о Щелокове так много негативных статей, и у меня наверняка появятся серьезные оппоненты, но ведь заключенному, прямо скажем, терять нечего. Характерная деталь: лишив Щелокова всех орденов и медалей, Президиум Верховного Совета СССР все-таки оставил ему его боевые награды. А если взять Щелокова до войны, во время войны и — на посту министра, то это совсем разный Щелоков.
Сразу скажу, что я никогда не был близок с министром, как сейчас преподносит печать, но пусть это будет только деталью в нашем разговоре, Щелоков — человек самостоятельного мышления, очень энергичный, с хорошей политической смекалкой, которую, правда, сейчас возводят в степень политического авантюризма (где-то, наверное, это так), но все-таки определенная взвешенность и продуманность принимаемых решений у Щелокова была всегда. Он колоссально много работал, особенно в первые годы, когда он действительно глубоко изучал корни преступности в стране. При нем органы внутренних дел стали более уважаемы в народе. Для милиции было много сделано и в материальном отношении; в 1981 году Совет Министров решил вопрос о повышении денежного содержания сотрудникам органов. Если раньше за офицерское звание лейтенант получал 30 рублей, то теперь — уже 100. Придало ли это новый импульс нашей работе? Бесспорно. Повлияло ли это на стабилизацию кадров, приток новых сил? Конечно. Я не знаю, поэтому не говорю сейчас об образе жизни Щелокова вне стен министерства, но меня и других членов коллегии всегда подкупали энергичность, моторность министра, его умение «пробить» интересные вопросы. Кстати, именно Щелоков не раз протестовал, ссылаясь на зарубежный опыт, против больших сроков наказания для женщин и для подростков. Он предлагал вывести из подчинения Прокуратуре весь следственный аппарат и подчинить его МВД или иметь самостоятельное следствие — в этом он видел большую пользу. А то у нас получается, что Прокуратура и ведет следствие, и надзирает за ним. А это в корне неправильно. Тут сплошь и рядом происходят ошибки, как сейчас. Щелоков бережно относился к кадрам, я не помню ни одного случая, чтобы чья-то судьба была сломана, чтобы лицо, входившее в номенклатуру министерства, было с позором из органов изгнано, чтобы вокруг этого оступившегося человека искусственно нагнеталась обстановка. Давайте представим себе начальника УВД крупного промышленного города или области; ведь это человек, которому доверен исключительно важный участок работы — и политический, и криминальный, забот у него хватает. И пусть этот человек даже споткнулся, сделав что-то… то тогда давайте все-таки положим на весы: с одной стороны, его многолетнюю и безупречную службу, а с другой — вот тот проступок, который он совершил. Что перетянет? Неужто нужно сечь голову генералу, изгонять его с позором из органов, отдавать его под суд, лишать его формы, орденов и пенсионного обеспечения в старости?
Другая заслуга Щелокова, которую никак нельзя сбросить со счетов, — это установление тесных контактов с партийными, советскими и другими государственными органами. При нем значительно расширена сеть учебных заведений МВД СССР. У нас появились академия, Высшая школа милиции в Горьком, обновлялись кадры милиции, работа сотрудников аппарата становилась более конкретной, несколько снижалась преступность по отдельным ее видам. По инициативе Щелокова были установлены прочные контакты с органами внутренних дел социалистических и развивающихся стран, увеличили прием на учебу иностранцев. Конечно, мы не проводили вместе с варшавской милицией операции по отлову советских контрабандистов, тогда их было очень мало, мы к ним интереса не проявляли; у нас не было такой вакханалии в районе Бреста, как сейчас! Отсюда вывод: варшавская криминальная полиция охотно перенимала опыт Московского уголовного розыска, у нас было чему поучиться нашим друзьям — и в хватке, и в оперативном мастерстве. Кроме того, мы всегда оказывали им помощь, снабжали их новейшей криминалистической и другой рабочей техникой, и хотя все это, конечно, Советскому Союзу вылетало в копеечку, и нам неоднократно приходилось слышать, что эти деньги было бы можно отдать и собственной милиции, — так, мне кажется, ставить вопрос все-таки нельзя. Да, для нас эти поставки обходились, конечно, дороговато, но и помогать тоже было надо, никуда от этого не денешься. Мне доводилось встречаться с руководителями Польши, той Польши, еще социалистической, я всего один раз был в ГДР, да и то накоротке, был в Венгрии, в Болгарии, знакомился с работой их милиции — это была глубокая искренняя дружба между нашими странами, мы откровенно делились (по линии органов) своими проблемами, а они — своими, не менее сложными.
В аппарате Щелокова любили. Он всегда очень хорошо выступал. Не только, как говорится, со знанием дела, но и с большой ответственностью за свои слова: если, скажем, он давал обещание решить вопрос по улучшению жилищных условий, санитарно-курортного и медицинского обслуживания, то он обязательно решал эти проблемы. Кроме того, Щелоков всегда достаточно спокойно относился к критике в свой адрес. Точнее — с пониманием. Он (особенно в первые годы) много бывал в командировках по стране, знал обстановку на местах, регулярно приглашал в Москву руководителей органов внутренних дел республик, краев, областей, обязательно встречался с ними, долго и откровенно разговаривал. По инициативе Щелокова мы каждый год проводили большие — они назывались «итоговыми», ибо подводили результаты нашей работы за год — совещания. Они шли по два-три дня. На эти совещания всегда приглашались представители отдела административных органов ЦК КПСС, Председатель Верховного Суда СССР, обязательно присутствовал кто-то из первых заместителей Председателя КГЁ СССР, министры внутренних дел союзных республик, начальники УВД краев и областей, крупных городов — Москвы, Ленинграда, Киева и других. По поручению коллегии с докладом об основных итогах работы органов за год всегда выступал сам министр. Люди, находившиеся в зале, прекрасно понимали, что этот доклад носит исчерпывающий и объективный характер, — фальшивить и «затирать» какие-то факты было бы
