— Пошто пришли? — спросил Федор, обращаясь то ли к Ане, то ли к Люсе.
Вместо ответа Аня села на лавку против Федора и взглянула на него так, как она хорошо умела. Митя знал этот взгляд. Выдержать его было непросто.
Федор опустил глаза и что-то пробормотал. Люся топталась у лавки, чувствуя себя, по всей видимости, крайне неуютно. Она уже готова была забыть и простить, но Аня вела строгую политику.
Митя стоял в дверях и смотрел на жену с некоторым удивлением, ожидая первых ее слов. У него самого язык будто присох. Что тут говорить? Митя тревожился за Аню, но прийти ей на помощь не умел.
— Ты детей хочешь иметь, Федор? — спросила Аня.
— Ну… — не сразу ответил тот.
— Их у тебя не будет.
— Это почему?.. Люська баба здоровая. Родит! — сказал Федор и пристукнул кулаком по столу.
— У нее уже второй выкидыш, — твердо и даже как-то сухо произнесла Аня. Люська, до того смотревшая на Аню со страхом, мелко затряслась всем лицом и запричитала:
— Ой, Анюта! Не знает он ничего, ну его к лешему!
— Пусть знает, — так же ровно сказала Аня.
— Чего-чего?.. — недоумевающе переспросил Федор, переводя взгляд с одной на другую.
Он, пошатываясь, поднялся из-за стола, выпрямился во весь свой невеликий рост и выпятил грудь. Почувствовав в себе силу, он с размаху треснул кулаком по стене, закричал:
— Кто тут хозяин? Я ей покажу… Я ее, суку…
Далее последовала брань, на что Митя безотчетно сделал шаг вперед. Но Аня, уже не помня себя, с побелевшим лицом и стиснутыми губами, резким взмахом смела со стола стаканы и бутылку. Раздался звон, и в наступившей тишине Аня коротко приказала:
— Сядь!
Федор неуверенно опустился на лавку.
— Она тебе, гаду, ребенка родить… А ты ее кулаками… Попробуй мне только… Я с тобой не так говорить буду… — медленно, еле водя искаженными злостью губами, проговорила Аня.
Огромный тракторист смотрел на Аню остановившимися глазами.
— А ты иди домой, — уже спокойнее сказала ему Аня.
Тракторист поднялся, нахлобучил на голову кепку и ушел, не произнеся ни слова. В дверях он поднял глаза на Митю, и тот уловил в его взгляде угрозу. Мите вдруг пришли на ум два слова: «сгусток времени». Тракторист был сгустком времени, и все остальные были сгустками времени. Хлопнула дверь в сенях. Мите сделалось весело, хотя обстановка для веселья была явно неподходящей.
Митя представил сцену в избе как взаимодействие нескольких сгустков времени, принявших человеческий облик. Такую шутку сыграла с ним его собственная теория.
Федор, оставшись в меньшинстве, быстро пошел на попятный. Аня заставила его извиниться, чем привела Люсю в страшное смущение. Разбитый наголову, ошеломленный, Федор прохрипел какие-то странные ему самому слова насчет «прощения и любви по гроб жизни». Инцидент был исчерпан. Богиновы отправились домой.
Отойдя от избы на несколько шагов, Аня остановилась, посмотрела на Митю и сказала:
— Объясни мне еще про эти… кусочки времени. Федор тоже такой кусочек?
— Сгусток… — сказал Митя, удивляясь совпадению мыслей.
— Сгусток… — повторила Аня и вдруг отрывисто и неестественно засмеялась. — Ой, не могу! Сгусток… — повторяла она, дергаясь и трясясь.
— Анечка, ты что? — прошептал Митя, обняв жену за плечи.
Аня плакала у него на груди, повторяя это дурацкое слово, которое совсем уже странно стало звучать для Мити. Ночь была темная, холодная и пустая. Время летело, как всегда образуя во Вселенной большие и маленькие сгустки. Два разумных сгустка, муж и жена, стояли на тропинке из Кайлов в Коржино. С одним сгустком была, по-видимому, обыкновенная истерика после нервного напряжения. Другой сгусток по имени Митя, обремененный знанием мировых законов, понимал сейчас только одно. Он понимал, что, как бы ни были верны его теории и каких бы высот ни достигала его мысль, он останется просто человеком среди других людей. Просто обыкновенным, ошибающимся, сомневающимся и непрестанно надеющимся человеком.
Глава 10
— Митенька, скажи: ты правду открыл про время?
— Я ее придумал. Правду всегда придумывают.
— Опять ты шутишь! Я тебе серьезно говорю… Я совсем ничего про время не понимаю. Даже про обыкновенное, наше. А твое время совсем какое-то странное…
— Оно просто непривычное. Ну представь себе: мы все состоим из частиц…
— Тише, детей разбудишь!
— И все вокруг состоит из частиц. А ты слышала, что природа частиц одновременно волновая и корпускулярная?
— Митя, я не понимаю.
— Господи! Раньше считалось, что материя проявляет волновые свойства. Это разве не удивительно? А я понял, что природа материи все же едина. Она временна2я. Только время может вести себя по-разному: быть твердым, жидким, газообразным, невидимым… Может быть вообще без массы. Из этих превращений времени все и состоит. Это ведь просто?
— Просто. Только никто не поверит.
— Поверят. Я докажу.
— Митя, а сколько времени ушло на одного человека? Вот если меня превратить во время?..
— Можно рассчитать. Масса у тебя килограммов пятьдесят пять… Значит, примерно семь триллионов лет.
— Неужели так много? Это ужасно!.. Да за это время вся жизнь на Земле могла бы начаться и кончиться… Слушай! Ужасно интересно! Если бы я превратилась во время, я могла бы стать целой историей. Одна я! И каждый человек! Митя, так это же…
— Анюта, тихо! Раскричалась… Дети спят.
— Так это же почти бессмертие!
— Угу. Я и открыл бессмертие.
— Не смей зевать! Ничего ты еще не открыл! Ты высказываешь гипотезу. Понимаешь: ги-по-те-зу…
— Понимаю. Гипотезу… Давай спать.
— Постой, постой…. Как ты думаешь — он ее больше бить не будет?
— Кто?
— Да Федька этот.
— У тебя гигантские скачки мысли. Ты его так напугала, что, боюсь, он даже бросит пить.
— Опять ты смеешься. Ни капли не смешно.
— Послушай, а откуда ты все это знаешь? Выкидыш… И тому подобные детали.
— Я же не изобретаю всякие теории. Пока ты сидел и писал, Люська три раза прибегала. Она еще и не то рассказывала. Да я и по письмам многое знала.
— Теории… Если хочешь знать, все это имеет к нам прямое отношение. И к Люське, и к ее мужу… Вот послушай про поле сознания.
— Ты не обижайся.
— Так же, как все материальное в природе связано со временем, так и духовное связано с полем сознания. Разум принимает тоже различные формы. Вот мы говорим сейчас. Это одна из форм его
