потрескивает чуток. Я чуть не заплакал от радости. Долго висел. Я снежок слепил и запустил в него. Тут он и взорвался. Полное небо искр. Как салют в честь Дня Победы. Напиши, как идут исследования. И приезжай летом отдохнуть. Разберемся с твоей анизотропией. До скорого свидания. Остаюсь твой Василий Смирный».
И я тоже чуть не заплакал, представив себе, как чуть не заплакал Фомич.
Пишу диссертацию
В конце концов мне все-таки пришлось писать диссертацию. А в диссертации следовало указать, как это у меня получился такой удивительный для науки результат. Я сел и написал честно. То есть по сути честно, а в подробностях немного приукрашивал. Чтобы диссертацию интересно было читать.
Там все было по порядку. Как я получил от Фомича письмо, как поехал в Петушки, как вернулся обратно и что из этого вышло. В результате у меня получилась первая глава диссертации. Я назвал ее «Введение в историю проблемы».
Шеф прочитал мое «Введение», как детектив, не отрываясь. Я никогда не видел, чтобы он с таким интересом читал научные работы. При этом он хохотал, вытирая лоб платком. Тем самым, о котором я уже упоминал.
Шеф прочитал, откинулся на стуле, и лицо его стало серьезным.
– Петя, что это такое? – спросил он, указывая на диссертацию.
– Диссертация. Первая глава, – сказал я. – Там же написано.
– Петя, вы когда-нибудь видели диссертации? – спросил шеф.
– Видел, – ответил я. – Они все скучные. А у меня нет.
– Еще бы! – закричал шеф. – Я и не подозревал, что у вас фантазия пятилетнего ребенка. Где вы это все взяли? Подковы, плазма в печке... Этого же ничего не было!
– А Фомич был? – спросил я.
– Ну, Фомич был, – согласился шеф. – Но ведь плазму в печке он не получил! И вообще никаких особенных результатов не добился.
И тут я сказал, что это не главное. Для меня главное – это его отношение к делу. Я сказал, что науку нужно делать с интересом. И с душой. И, кроме того, чистыми руками.
Примерно так, как делает ее Фомич.
– Все это прекрасно, – заявил шеф. – Но это не диссертация. Ученые будут смеяться.
– И пускай смеются! – сказал я. – Разве это плохо?
– Для диссертации плохо. Назовите это по-другому.
И я назвал это по-другому. А диссертации писать так и не стал, потому что у меня, как выяснилось, нет способностей к диссертациям.
Часть 6. Страсти по Прометею
Как все получилось
Не имею ни времени, ни желания объяснять, как все получилось с самого начала. Для этого мне пришлось бы начинать с тех пор, как я себя помню. А может быть, еще раньше. Об этом я, кстати, уже писал. Здесь я хочу объяснить, как я влип в эту историю с Прометеями. Слава Богу, теперь все уже кончилось. Можно осмыслить, если есть чем.
А все из-за стремления упрочить жизненное благосостояние! Деньги до добра не доводят. Это мне бабушка говорила. В качестве примера она приводила какую-то денежную реформу. Может быть, еще дореволюционную. Бабушка не хранила деньги в сберегательной кассе и в результате в один прекрасный день извлекла из капронового чулка кучу бумажек, которые еще вчера были рублями. А теперь ими можно было оклеивать стены чулана, что она и сделала. Очень старая история. В то время ни сберегательных касс, ни капроновых чулок не было. Я просто не знаю, что было взамен, поэтому так и говорю.
Однако, ближе к делу. Когда у нас в семье появился второй ребенок, мы с женой обрадовались. Она радовалась там, в родильном доме, а я на свободе. Потом мы радовались вместе до моей зарплаты. А когда я принес зарплату домой, жена мне в первый раз намекнула, что теперь нужно думать о том, как зарабатывать больше. Нас уже, видите ли, четверо.
Ну, считать я умею. Я сел за стол и стал думать, чего я еще умею такого, за что платят деньги. Только так, чтобы все законно. Разных махинаций я не люблю. Я, по-моему, честный.
– Ночным сторожем, – придумал я.
– Конечно, – сказала жена. – Когда в доме появился грудной ребенок, он хочет сматываться на ночь. Очень на него похоже.
– Куда это ребенок хочет сматываться? – не понял я.
– Это ты ребенок, – сказала жена.
Я стал думать дальше. Идею давать уроки абитурьентам я отверг. Мне не хотелось наводнять наши институты недоброкачественными студентами. Кроме того, я один раз пробовал. Знаю, что из этого получается. Заработанные таким путем деньги у меня лично нервных затрат не компенсировали.
Можно было попытаться переводить с какого-нибудь языка на свой. Если это кому-нибудь нужно. Но для этого предстояло сначала выучить язык. И чужой, и свой заодно тоже. Вы сами уже убедились, что со своим языком я еле-еле справляюсь.
– В дворники тебя не возьмут, – сказала жена, следя за ходом моей мысли. – У тебя высшее образование.
– А что, туда только с аспирантурой берут? – обиделся я.
– Жалко, что оно у тебя есть, – продолжала жена. – Толку от него все равно мало. Сейчас бы ты устроился слесарем, и мы бы горя не знали.
– Слесарь – это что? – поинтересовался я. – У станка, что ли? Кстати, есть такой слесарный станок или нет?
– Кажется, нет, – вздохнула жена.
Я стал рассказывать ей для примера, какие еще существуют способы. Один мой знакомый ездил каждое лето куда-то далеко строить. Он сколачивал бригаду научных сотрудников, и они отправлялись в Сибирь. Или на Сахалин. В общем, чем дальше, тем лучше. Там они строили разные штуки колхозам. Будто бы они студенческий строительный отряд. Колхозам, как я понял, было наплевать, кто они на самом деле. Лишь бы они построили клуб. Или свинарник. Или детские ясли. Мой знакомый строил им эти самые ясли в кратчайший возможный срок. Вкалывали они там, как негры, а зарабатывали значительно больше. Три кандидата наук, один архитектор, чтобы свинарник не завалился, и четверо на подхвате. Круглое катать, плоское таскать. Но к ним было не устроиться, конкурс большой. Если бы я был бульдозеристом, они бы взяли. Им бульдозериста как раз не хватало. Но я бульдозер знал только внешне и немного принцип действия.
Другой мой знакомый стучал на барабане. Он состоял в эстрадном ансамбле. Этот ансамбль сохранился со студенческих лет. Все уже повзрослели, опять же стали кандидатами, но все равно продолжали с увлечением мотаться по пригородам и играть на танцевальных вечерах. Им нужен был не бульдозерист, а певец, чтобы умел петь. Певец из меня такой же, как бульдозерист. Дальше можно не продолжать, все ясно.
Я вдруг с тоской осознал, что ничего не умею делать в этой жизни полезного людям.
Да, чуть не забыл! Один вообще уникально подрабатывал. Он красил шпили. У нас много шпилей в городе, и платят, наверное, здорово. По специальности он был микробиолог. Вдобавок, альпинист. Он залезал на шпиль и красил его часами. А другой микробиолог подавал на веревочке краску в ведре. Он получал меньше. Потом он упал – тот, что наверху работал. Деньги до добра не доводят. Правильно бабушка говорила.
Жена выслушала печальную повесть про микробиолога и спросила:
– Может быть, тебя повысят на работе?
Я ей объяснил, что она плохо представляет себе механизм повышения в нашем институте. Для того, чтобы повысили меня, нужно, чтобы сначала повысили ректора. Или чтобы с ним, не дай Бог, что-нибудь случилось. Тогда на освободившееся место ректора назначается его заместитель. На место заместителя назначается наш декан. И так далее, пока не дойдут до ассистентов. Кого-то из них двинут в доценты, а меня сделают ассистентом. Это напоминает игру в «пятнадцать». Строгая очередность номеров и терпение.
