– А вот с чего, – стал рассказывать Чжу Ба-цзе. – Под горой, в ущелье, я увидел двух девиц-оборотней, которые черпали воду из колодца. Я их окликнул, а они напали на меня и поколотили своими коромыслами.
– А как ты их окликнул? – спросил Сунь У-кун.
– Да очень просто: «Эй вы, оборотни!».
– Мало они тебя побили, – рассмеялся Сунь У-кун.
– Спасибо на добром слове! – обиделся Чжу Ба-цзе. – У меня и так вся голова распухла!
– «Смиренный благополучно пройдет всю Поднебесную, а невежа и шага не ступит!» – смеясь, произнес Сунь У-кун. – Пойми, ты, наконец, что будь у тебя хоть тысяча рук, все равно надо быть вежливым и обходительным, особенно с незнакомыми. Эти девы – здешние жительницы, а ты – странник монах из далеких стран. С какой же стати ты, ни с того ни с сего, обозвал их оборотнями? Правильно они сделали, что побили тебя. Не меня же им бить за это. Разве ты не знаешь, что «больше всего люди ценят вежливость и музыку»!
– Вот хоть убей не знал я этого! – проворчал Чжу Ба-цзе.
– А известны ли тебе две породы деревьев? – спросил Сунь У-кун. – Ты ведь долгое время жил в горах и занимался там людоедством.
– Что за породы? Понятия не имею! – отвечал Чжу Ба-цзе.
– Одна порода это тополь, а другая – сандал. Древесина у тополя очень мягкая, и опытный мастер вырезывает из нее изображения святых праведников, даже самого Будду Татагату, покрывает их позолотой, раскрашивает, оправляет яшмой, украшает узорами, и десятки тысяч людей воскуривают перед этим изображением фимиам, поклоняются ему. Вот какое безмерное счастье выпадает на долю тополя. А вот у сандала древесина очень твердая. Поэтому сандаловое дерево идет на маслобойки и из него делают жом, который стягивают железным обручем. И все эти мучения сандаловое дерево переносит лишь потому, что древесина у него очень твердая.
– Братец, что же ты раньше не рассказал мне эту притчу? – укоризненно произнес Чжу Ба-цзе. – Может, они и не побили бы меня.
– А что тебе стоит еще раз сходить и вежливо приветствовать их? – лукаво спросил Сунь У-кун.
– Как же я пойду? Они сразу же узнают меня! – возразил Чжу Ба-цзе.
– А ты прими другой облик, – посоветовал Великий Мудрец.
– Ладно, – согласился Чжу Ба-цзе, – но что я им скажу?
– Ты преобразись сперва, а потом подойди к ним, соверши учтивый поклон и разгляди, какого они возраста. Если нам ровесницы, то назови их сестрицами, а если постарше, величай бабушками.
– Нет, так не пойдет! – воскликнул Чжу Ба-цзе. – Мы слишком далеко жили от них, чтобы набиваться в родственники.
– Ну что ты! Вовсе и не надо набиваться им в родню! – рассмеялся Сунь У-кун. – Ты только постарайся завести с ними разговор. Если окажется, что это они похитили наставника, то нам легче будет действовать; если же не они, то и возиться с ними нечего.
– Ты совершенно прав! – согласился Чжу Ба-цзе. – Попробую еще разок сходить к ним!
Ну и молодец Чжу Ба-цзе! Он заткнул за пояс грабли, спустился с горы, встряхнулся и превратился в темнолицего толстого монаха. Медленно, вразвалку подошел он к девам и, совершив перед ними глубокий поклон, протяжно произнес приветствие:
– Бабуси! Бедный монах бьет вам челом!
Девы развеселились.
– Вот это настоящий монах! – защебетали они. – И поклонился как следует и вежливые слова сказал.
– Ты откуда, почтеннейший? – спросили девы.
Чжу Ба-цзе растерялся, куда-то в сторону махнул рукой и пробормотал:
– Оттуда!
– А куда направляешься?
– Туда!
– Как же тебя зовут?
– Как зовут? – повторил Чжу Ба-цзе, не зная, что сказать.
Девы звонко рассмеялись.
– Всем хорош этот монах, только простоват немного. Повторяет чужие слова, сам ничего сказать не умеет.
– Бабуси, – набравшись духу спросил Чжу Ба-цзе, – вы для чего воду набираете?
– А ты и не знаешь, почтеннейший, – затараторили девы, – наша хозяйка нынешней ночью притащила к себе в пещеру Танского монаха и хочет завлечь его. У нас в пещере вода не чистая, вот она и послала нас сюда за этой прекрасной водой, в которой слились силы Инь и Ян. Скоро у нас начнется богатый пир, разных яств и плодов будет видимо-невидимо, и все постные, специально для этого Танского монаха. А вечером хозяйка породнится с ним!
От этих слов Чжу Ба-цзе весь как-то сжался и опрометью бросился бежать, крича на ходу:
– Ша-сэн! Неси сюда поклажу скорей! Разделим ее между собой – и баста!
