– Почтенный отец Сунь У-кун, – говорил он, – что ты! Помилуй! Ты совершил благодеяние, которому нет меры и предела! Я уже велел устроить для тебя и твоих спутников маленькое угощение, дабы хоть в ничтожной степени отблагодарить за твою щедрую милость. Я откуплю участок полевой земли у землевладельцев, построю в честь тебя монастырь и молельню, велю высечь на каменной табличке имя твое и буду приносить жертвы во все четыре смены года. Но твое благодеяние столь огромно, что, если даже высечь памятную запись о нем на моих живых костях и на моем сердце, все равно не отплатить мне даже за одну десятитысячную долю его. Как же ты можешь уйти от нас?!
– Ты прав, уважаемый благодетель, – сказал Танский монах, – но мы ведь монахи-паломники, направляющиеся на Запад к Будде, а потому не смеем долго задерживаться. Во всяком случае через день- другой обязательно должны отправиться в путь.
Но разве мог согласиться правитель округа, светлейший хоу, отпустить своих гостей! Он в ту же ночь разослал людей за винами и яствами и приказал приступить к постройке монастыря и молельни.
На следующий день был устроен роскошный пир. Танского монаха пригласили занять самое почетное место. Рядом с ним усадили Великого Мудреца Сунь У-куна вместе с Чжу Ба-цзе и Ша-сэном. Сам правитель округа, светлейший хоу, со своими чинами всех рангов и слугами, подносил монахам чарки с вином и блюда с яствами. Нежная музыка услаждала их слух. Пир продолжался целый день и прошел очень весело и радостно.
Об этом даже сложены стихи:
Пиры продолжались изо дня в день. Благодарностям и приношениям не было конца, и наши путники задержались почти на полмесяца, пока не была закончена постройка монастыря и молельни. И вот однажды правитель округа, светлейший хоу, предложил нашим четверым монахам пойти осмотреть новый монастырь.
Танский монах изумился при виде его.
– Какое величественное и красивое сооружение! – восторгался он. – Как это удалось столь быстро построить такой монастырь?
– Я целыми днями и ночами торопил рабочих, и они работали не покладая рук, чтобы скорей закончить! – объяснил правитель округа. – Прошу вас, посмотрите, все ли сделано как следует!
– Вот что, поистине ты мудрый и талантливый правитель! – смеясь от удовольствия, сказал Сунь У- кун.
Все сразу же приступили к тщательному осмотру.
Величественные залы и храмы монастыря, огромные ворота с красивыми украшениями – все это поразило монахов, и они то и дело громко выражали свое восхищение. Сунь У-кун попросил наставника придумать название для нового монастыря.
– Пусть он называется Монастырь в честь благодатного дождя, – произнес Танский монах.
– Прекрасное название! Чудесное! – одобрил правитель округа.
По этому случаю он велел тотчас же пригласить всех священнослужителей и монахов и служить молебен с возжиганием фимиама.
По левую сторону от главного храма возвышались четыре молельни в честь Танского монаха и его спутников, где ежегодно должны были четыре раза служить молебен и приносить жертвы. Кроме того, было решено соорудить храмы в честь духа Грома и духа Дракона, дабы отблагодарить за их благодеяние.
После осмотра нового монастыря Танский монах велел отправляться в дальнейший путь.
Все жители округа, понимая, что удерживать своих благодетелей больше нельзя, вышли провожать их, неся всевозможные дары, но монахи отказались принять их. Тогда правитель округа, все его приближенные и слуги призвали музыкантов и собрали большую процессию с хоругвями и флагами, которая провожала монахов целых тридцать ли. Люди никак не могли проститься с путниками, утирали слезы и, не отрываясь, смотрели им вслед, не смея возвращаться до тех пор, пока монахи не скрылись из виду.
Вот уж право:
Из последующих глав вы узнаете, когда же, наконец, наши путники предстали перед Буддой Татагатой.
ГЛАВА ВОСЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ,
И вот Танский монах, радостный и довольный, распрощался с именитым правителем области и, сидя на коне, обратился к Сунь У-куну с такими словами:
– Просвещенный ученик мой! На этот раз ты совершил дело куда более важное, чем в царстве Нищенствующих монахов, где спас детей от гибели.
– В том царстве было спасено всего-навсего тысяча сто одиннадцать детей, – вмешался Ша-сэн, – а здесь после благодатного дождя, напитавшего почву, тысячи и десятки тысяч людей заживут в достатке! Я сам, в душе, не могу нахвалиться силой волшебства, проникающего до небес, которым владеет мой старший брат в монашестве, а также его милосердием и благодеянием, распространяющимися на всю землю!
Чжу Ба-цзе при этих словах рассмеялся.
– У нашего старшего братца есть и милосердие и доброта, – проговорил он, – но беда в том, что все это лишь показное: так, он вроде и совершает добрые, справедливые дела, а в душе таит зло. Стоит ему только побывать где либо со мною, старым Чжу, он так и норовит погубить меня.
