кому-то. «Нет, я ухожу. Я расплатился сполна за тот столик с шампанским и пирожными. За то, что считал предназначенность любовью, а это не любовь. Это выше любви. Я освобождаю тебя от любви, от предназначенности может освободить только Бог». – «Это не опасно?» – спросила она. «Опасно, милая. Как видишь, это опасно. Прошу только, никогда не приходи, даже в виде галлюцинаций. Я построил дом, но он упал набок. Ошибка в расчетах...»
«Я, пожалуй, пойду», – сказала она, обращаясь к кому-то за моей головой.
«Постой, – сказал мой голос, потому что сам я уже провалился в черную трубу. – Ты ведь ничего не сказала о моем доме. Как он тебе?»
Она печально взглянула на меня.
«Красивая игрушка, что я еще могу сказать? Но я не стала бы в нем жить. Он слишком изящен и... ненадежен. Я предпочитаю более крепкие стены. Прости!»
«Ты свободна!..» – крикнул я из глубины забытья. Все пожухло, осталась лишь одна яркая точка, как на экране выключенного телевизора. Она единственная соединяла меня с жизнью. «Нас трое, ты забыл?» сказал извне мой голос. Звезда моя едва мерцала. Я впился в нее глазами, боясь, что она погаснет...
Не знаю, сколько времени я так провел – день, неделю, месяц? Как вдруг слабеющая звезда налилась яростью, задрожала – и взорвалась! Это был Большой взрыв – начало жизни Вселенной. Мгновенно пространство вокруг меня наполнилось светом, разлетающимся в разные стороны. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, но знал, что жив и теперь буду жить новым.
Я открыл глаза. Первое, что я увидел, был щегол, прыгающий на столике вокруг спичечного дома и что-то поклевывающий – не остатки ли тещиной ватрушки? Сам спичечный дом показался мне маленьким жалким сооружением (почему-то он был покрыт пеплом). Тут же стояли скляночки с лекарствами на месте железного противня, противень же с серными головками оказался на полу у стены.
В комнате ничего не изменилось: тот же полумрак, пустота. У окна на фоне кирпичной кладки спиною ко мне стояли две фигуры. В одной я узнал Николая Ивановича. Он покачивался с пятки на носок, заложив руки в карманы пиджака. Рядом с ним стоял невысокий худощавый человек с короткой стрижкой, отливающей сединой.
– В плане следующей пятилетки, – услышал я его глуховатый голос.
Потерпим, – кивнул Николай Иванович.
Я попытался пошевелиться, обнаруживая, что тело слушается меня, хотя и с неохотой. Услышав шум, стоящие у окна резко обернулись ко мне.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Николай Иванович.
– Никак, – слабо улыбнулся я.
Они подошли к раскладушке, вглядываясь в мое лицо.
– Это Игорь Сергеевич, председатель нашего Правления, – указал на невысокого человека Николай Иванович.
– Раз шутите – значит, дело на поправку пошло, – с улыбкой заметил Игорь Сергеевич.
Николай Иванович приложил свою огромную ладонь к моему лбу.
– Температуры вроде нет... Градусник-то разбился, – объяснил он мне.
– Чего вы хотите? Чаю? Поесть? – спросил председатель.
– Чаю.
– Сейчас я организую, – он поспешил на кухню.
– Ну, слава Богу, оклемались! – с преувеличенной бодростью начал Николай Иванович, присаживаясь возле раскладушки на стул. – Мы прямо перепугались. Дело-то пустяковое – ангина, а как вас скрутило! Тут все дежурили по очереди. Все-таки я вам скажу, люди у нас хорошие. Если надо спасать человека – тут уж не смотрят...
– Какое сегодня число? – спросил я.
– Да конец уж декабря! Рождество по старому стилю. К Новому году будете как огурчик!..
Я лежал с закрытыми глазами, а надо мною гремел бодрый голос Николая Ивановича. И вновь я слышал слова об историческом прогрессе и ответственности каждого члена общества, но они почему-то проходили мимо. Я уже не любил своего прошлого, а без этого не мог полюбить и его прекрасное будущее.
Игорь Сергеевич принес на подносе три чашки, выставил на столик. Щегол бесстрашно крутился тут же, вертя головкой. Мы принялись пить чай молча и серьезно, будто участвуя в некоем ритуале.
– Вам не трудно будет, если мы прямо сейчас обсудим ваши дела? – спросил председатель.
– Пожалуйста, я готов.
– Мы решили принять вас в кооператив. Пока условно.
– Спасибо, – слабо кивнул я, удивляясь, насколько мне это безразлично.
– Вот и хорошо... – оживился он, облегченно вздохнув. – Я думаю, вы понимаете двусмысленность вашего положения. Надо получать паспорт, устраиваться на работу, становиться, наконец, нормальным членом общества...
– Но меня разыскивает милиция, – сказал я.
– Забудьте об этом. Вас уже разыскали.
– Вас ни в чем не обвиняют, кроме нарушения паспортного режима. Придется уплатить штраф, – пояснил Николай Иванович.
– Для этого меня и разыскивали? – попытался пошутить я.
Но мои духовные пастыри не желали шутить. Лица их остались серьезны, и даже печаль какая-то обозначилась на них. Кажется, я вел себя не совсем так, как им хотелось.
– Можете устроиться на работу по специальности, хотя это и сопряжено... Вас ведь уволили по статье, – сказал председатель.
– Вот именно, за прогул, – объяснил Николай Иванович.
– ...А можете пойти на ставку в наш подростковый клуб. Будете учить моделированию, – Игорь Сергеевич кивнул на спичечный дом.
И тут я всхлипнул, как ребенок. Мне не дали умереть, зачем? Я все равно не смогу стать таким, как они хотят, я много раз пытался. Неужели они не видят, что я любил их всех без исключения? Я клеил свои спички, надеясь построить для них дом, где можно было бы жить по-человечески. Что из того, что у меня не было иного материала. Идея, идея важна, Николай Иванович! Разве в паспорте дело, Игорь Сергеевич? Там стоит французская фамилия и адрес улетевшего дома. Чем вы их замените? Я сам строил этот дом, мучительно привязывая его к сильнопересеченной местности, но он все равно улетел, потерялся. Что мне остается, кроме игрушечного дома, в который я вложил свою мечту, и та завалилась набок?!
– Ну, полно, полно... – с состраданием проговорил Игорь Сергеевич.
Я вытер глаза уголком подушки.
– Согласен на все ваши условия, – сказал я.
– Да поймите, мы вас ни к чему не принуждаем! – вскричал он в досаде. – Мы хотим, чтобы вы сами! Сами! Но в коллективе.
– Что я должен делать? – сухо спросил я.
– Нужно решить ваш семейный вопрос, – председатель извлек из кармана конверт. – Ваша супруга просила передать вам.
– Так, – сказал я, пряча конверт под подушку.
Они этого не ожидали, думали, по всей вероятности, что я тут же прочту письмо, поэтому в разговоре возникла пауза.
– Вот, собственно, пока все... Жду вас в Правлении, – сказал председатель, поднимаясь.
Они откланялись и ушли, как и положено уходить от больного, – на цыпочках.
Щегол влетел в клетку, стоявшую на подоконнике, – я только сейчас ее заметил. Я спустил ноги с кровати и сделал по комнате несколько шагов по направлению к окну. Вдруг я почуял резкий запах пива, исходивший из открытой форточки. В ущелье между домами сыпались белые хлопья. Я с трудом влез на подоконник, подвинув клетку, и высунул голову в форточку. Вывернув шею, я поглядел наверх, где виднелась полоска чистого голубого неба. В этом небе, выбрасывая пенные струи из двух баков, мягко шел на снижение голубоватый пивной ларек.
Все возвращалось на круги своя, но я уже не мог возвратиться. У меня не было запасов горючего.
Долго я лежал потом в оцепенении, вспоминая путь и находя его, как ни странно, необходимым. В
