Я вернулся в кабинет и принялся изучать обстановку. На бюро, рядом с телефоном, лежала пачка квитанций и счетов. Среди них счет на междугородный разговор с Измаилом и квитанция химчистки. В квитанции значилось: «Камзол зеленый, поношен., ср. загрязн.» Лежал журнал «Огонек», раскрытый на последней странице с наполовину отгаданным кроссвордом. Я осторожно потянул на себя один из ящичков бюро. В нем в полнейшем беспорядке были навалены ордена, медали, часы, радиолампы, конденсаторы и сопротивления. В другом ящичке был ворох почтовых марок. Третий ящичек оказался запертым.
Внезапно зазвонил телефон. Я отпрыгнул от бюро и снова упал в кресло. Телефон продолжал звонить. Тогда я, оглянувшись на дверь, подошел к аппарату и снял трубку.
– Александр Васильевич? – сказал мужской голос. – Рад вас приветствовать. Как здоровьице?
– Александр Васильевич вышел, – сказал я.
– А с кем я говорю, простите?
Я назвал свою фамилию и добавил, что я посетитель музея.
– Ах, вы из нынешних… – разочарованно протянул собеседник и сказал: – Передайте Александру Васильевичу, что звонил Михаил Васильевич. Он знает. Я ему перезвоню.
Я повесил трубку и вернулся на свое место. Через пять минут пришел Суворов. Он проделал ту же процедуру с париком и шпагой, но парик повесил на медную ручку ящичка бюро для просушки. Он взял гребень и, придерживая парик на ручке, расчесал букли. Пудра образовала легкое облачко. Белые волосы вытягивались под гребнем, и тут же сворачивались, будто на невидимых бигудях. Я вспомнил жену, как она утром кипятит бигуди в кастрюльке, чтобы там, внутри, расплавился воск, поддерживающий бигуди в горячем состоянии, потом накручивает мокрые волосы, скрепляя их специальной резинкой, и в таком виде быстро пьет кофе, торопясь на работу.
Суворов задумчиво расчесывал парик. Казалось, он забыл обо мне.
– Вам звонил Михаил Васильевич, – сказал я.
– А-а… Ломоносов, – протянул Суворов, не оборачиваясь.
– Тот самый? – вырвалось у меня.
– А вы, батенька, знаете другого Ломоносова? – язвительно произнес Суворов, быстро поворачиваясь ко мне.
– Но ведь столько лет…
– Сколько – столько? Двести с небольшим лет. Вот ко мне недавно Аристотель заходил – тому не позавидуешь. Третье тысячелетие мается.
– Ну, и как он?.. Что делает? – задал я нелепый вопрос.
– Я же сказал – мается. Между нами говоря, старик опустился. Но его можно понять. У него миллионов семнадцать прямых потомков только в России. Кстати, как вас зовут?
Я опять назвал свою фамилию, имя и отчество. Суворов выпятил нижнюю губу и задумался. Потом он решительно снял трубку и набрал номер.
– Петр Алексеевич? Добрый день, Суворов беспокоит. Простите, что оторвал от дел… Петр Алексеевич, тут у меня один молодой человек желает выяснить, по какой он линии…
– Да я не… – запротестовал я, но Суворов уже давал мои координаты.
– Нет, полного списка не нужно, но хотя бы трех-четырех предков. Желательно таких, которые ему известны… Ну да, вы же знаете их школьные программы, о чем тут можно говорить!.. Да, благодарю покорно.
Суворов положил трубку и принялся насвистывать марш.
– А… – начал я.
– Царь Петр, – сказал Суворов.
– Первый?
Суворов сделал страдальческую мину, на минуту испортив мелодию марша.
– Первый, конечно же, первый! – воскликнул он.
Тут снова зазвонил телефон. Суворов поднес трубку к уху, потом достал листок бумаги и, прижимая трубку плечом, что-то нацапарал на листочке гусиным пером. При ближайшем рассмотрении гусиное перо оказалось искусственным. Это была шариковая ручка в виде гусиного пера.
Суворов еще раз покорнейше поблагодарил Петра Алексеевича и протянул листок мне.
– Вот, полюбопытствуйте! Уже готово. Царь Петр собрал неплохой архив. Генеалогические деревья вплоть до античного времени.
На листке было написано: «Прямые предки. Седьмое колено – Кюхельбекер Вильгельм. Двенадцатое колено – Сусанин Иван. Восемнадцатое колено – Колумб Христофор. Тридцать восьмое колено – Сулла Корнелий».
– Сулла? – пробормотал я. – Кто это такой?
– А Бог его знает! – беспечно воскликнул Суворов. – Римский диктатор, вероятно.
– Так много знаменитых предков? – прошептал я, испытывая, кроме замешательства, страшную гордость. Жаль было, конечно, что нет среди предков Пушкина, Александра Македонского или Иисуса Христа. Хотя у Христа, кажется, потомков быть не могло… Но все же! Колумб, елки зеленые! Сулла! Иван Сусанин, про которого опера!
– Ну, не так уж много, – сказал Суворов. – Недавно я видел молодую женщину, весьма заурядную, кстати, которая имела в своем дереве Тютчева, Серван-теса, Баха, Колумба, как и вы, Конфуция и фараона Эхнатона. Она считала, что Конфуций – древний грек.
– Значит, мы все родственники? – спросил я.
– Практически, – сказал Суворов.
В этот момент одновременно раздались телефонный звонок и стук в дверь. Суворов поднял трубку и крикнул по направлению к двери:
– Войдите!
В кабинет вошел неприятного вида мужчина в длинном прорезиненном плаще. Он остановился у входа. А Суворов уже объяснял по телефону Ломоносову, что слово «Войдите!» никак не могло относиться к Михайле Васильевичу, потому как он, Суворов, еще не совсем выжил из ума и понимает, что по телефону не входят. При этом Александр Васильевич заразительно смеялся и делал приглашающие жесты мужчине в плаще. Однако тот упорно стоял в дверях.
Разговор с Ломоносовым касался пятнадцатиюрод-ного восемнадцативнучатого племянника великого ученого. Тот провалил экзамен в институт и теперь по закону должен был быть призван в армию. Судя по всему, Ломоносов просил Генералиссимуса позвонить в военкомат и попросить, чтобы племянничка призвали куда-нибудь поближе к Ленинграду.
Суворов обещал помочь несмотря на свою многолетнюю отставку.
Он закончил разговор и почти бегом бросился к посетителю. Тот, ни слова не говоря, распахнул полы плаща и стал похож на кондора. Подкладка плаща имела замечательное устройство. Вся она была в петельках, в которые продеты были радиолампы, транзисторы, сопротивления и другие радиодетали. Над каждым вшита была этикеточка с маркой изделия.
Суворов стал читать подкладку плаща, как детективный роман. Потом он точным движением извлек из петельки транзистор и показал его мужчине.
– Владимира первой, – сказал посетитель.
– Грабеж, батенька! – закричал Суворов, но транзистора не отдал.
– Александр Васильевич! – укоризненно произнес мужчина. – Это же японский транзистор!
– Помилуй Бог, согласен! – сказал Суворов, подошел к ящичку бюро, вынул оттуда орден и отдал посетителю. Мужчина окинул орден быстрым оценивающим взглядом, сунул в карман и бесшумно удалился.
– Вот жук! – в сердцах сказал Суворов. – И ведь наверняка ворует. Владимира первой степени!.. Да государыня, бывало… Эх!
Потом Александр Васильевич объяснил, что один из его прямых потомков, сохранивший даже фамилию, – некий Кирюша Суворов – учится в седьмом классе и обнаруживает замечательные успехи в точных науках. Генералиссимус доставал ему радиодетали для технических поделок, выменивая детали на ордена.
– Как знать, может быть, тоже станет бессмертным! – мечтательно и гордо произнес Александр
