оказалось еще и талисманом. Выяснилось, что оно впитывает энергию окружающего пространства и передает ее своему владельцу или, как в случае Билли, его призраку. В этом ожерелье, годами пылившемся на полке в антикварной лавке, Билли и обитал до тех пор, пока в один прекрасный день в лавку не заглянула я, когда искала подарок для своей чрезвычайно разборчивой гувернантки. За свою жизнь я успела привыкнуть к призракам, но даже меня поразила эта удивительная покупка.
Вскоре выяснилось, что я не только первая, кто смог увидеть Билли и поговорить с ним, но и единственная, кто способен передавать ему свою энергию — в обмен на его услуги. Регулярно подпитываясь моей энергией, Билли становился все более активным и, как следствие, помогал мне решать разнообразные проблемы. Во всяком случае, теоретически.
Заметив мой взгляд, Билли передернул плечами.
— В этом заведении слишком много входов. Я не могу уследить за всеми. — Он взглянул на мага. — А этот пришел не один, а с напарником.
За Приткиным стояла глиняная статуя с рост человека. Когда я увидела ее в первый раз, то и в самом депо приняла за человека и только потом узнала, что это голем. Говорят, големов создали маги, практикую каббалу, однако в наше время их все чаще используют маги-воины — вероятно, потому, что трудно убить того, кто лишен внутренних органов.
Быстро прокрутив в голове все возможные варианты действий, я не нашла ничего подходящего. Кривая пентаграмма, вытатуированная у меня на спине, — это защита, способная отразить атаку практически любой магии. Этот знак был создан членами самого Серебряного круга, и я не раз убеждалась в его действенности, однако сможет ли он защитить меня от опасности, выраженной в калибре? Честно говоря, не самый подходящий случай, чтобы это проверять.
Помимо пентаграммы у меня был браслет, состоящий из маленьких, сцепленных между собой кинжаллчиков. Им, судя по всему, Приткин нравился еще меньше, чем мне. Когда-то этот браслет принадлежал черному магу, который использовал его исключительно как орудие убийства. Зная об этом, я опасалась, что его злые чары передались браслету, и попыталась от него избавиться, но не тут-то было. Я пробовала закопать браслет в землю, спускала его в унитаз, бросала в мусорный бак на улице — все без толку. Проходило немного времени, и он вновь нахально поблескивал у меня на запястье, целенький и чистенький. Иногда браслет приходил мне на помощь, почти всегда меня слушался, но никогда не упускал возможности напомнить мне о былом. Во время моей последней стычки с Приткиным браслет сам выпустил в него пару кинжалов, и потому, разговаривая с магом, я упорно держала руку в кармане — к чему мне лишние проблемы? Тем более что я уже придумала, что можно сделать.
— Эй, Билли, а ты можешь войти в голема?
Приткин неотрывно следил за мной, но его плечи слегка дрогнули.
— Не знаю, ни разу не пробовал.
Билли подлетел к статуе и смерил ее критическим взором. Билли вообще не любит в кого-то входить — это отнимает у него много энергии, к тому же не всегда приводит к успеху. Билли обожает другой трюк — проскочить сквозь человека, на ходу похитить у него парочку мыслей и вместо них оставить свои. Но сейчас нам это было ни к чему.
— Ладно, ничего не поделаешь, придется попробовать, — буркнул Билли.
Едва он вошел в статую, я поняла, почему подобные эксперименты всегда проводятся под строгим контролем. Внезапно голем сорвался с места и выскочил в офис, где принялся расшвыривать кадки с цветами; девицы с визгом вылетели из комнаты. После этого статуя развернулась и, размахнувшись, так стукнула Приткина, что тот растянулся на полу.
Не знаю, делала она это по команде или сама по себе; во всяком случае, я решила, что сама по себе, когда голем принялся носиться по крошечной комнатке, круша все вокруг и ударяясь о стены, словно бильярдный шар. Не успев увернуться, я тоже схлопотала скользящий удар, от которого отлетела в сторону и повалилась на мага. Я хотела крикнуть Билли, чтобы он немедленно оставил статую в покое, но не успела — в живот мне уперлось колено Приткина. Честное слово, я этого не хотела, все получилось как-то само собой — каблуки у меня острые, к тому же удар пришелся магу в какое-то чувствительное место. Кажется, это было не колено.
Пока я пыталась восстановить дыхание, чтобы еще раз приказать Билли остановиться, на меня навалилось очень знакомое, но чрезвычайно неприятное ощущение. Принято считать, что пифия управляет временем, а не наоборот, да только моя сила об этом, кажется, не знала.
«О нет, только не сейчас», — подумала я и тут же провалилась в холодное, серое безвременье.
Короткий полет в пустоте — и земля, поднявшись навстречу, ударила меня по лицу. Немного придя в себя, я поняла, что лежу на деревянном полу, покрытом восточным ковром с черно-красным узором. На какую- то долю секунды мне показалось, что я вновь вернулась в бар, но тут возле моего лица появились чьи-то ноги, потом еще одни. Странно, на туристов не похоже.
На женщине были крошечные черные шелковые туфельки, украшенные гагатовыми бусинами, в тон расшитому бисером черному вечернему платью, подол которого находился рядом с моим лицом. Бисерная вышивка поднималась вверх, к неправдоподобно тонкой талии, где исчезала, чтобы, как я решила, не мешать созерцанию великолепных бриллиантов, украшавших шею женщины и ее золотистые локоны. Я взглянула в ее чудные голубые глаза, которыми она с отвращением разглядывала меня, и отвернулась. Не следует долго смотреть в глаза вампиру, а в том, что женщина была вампиром, не было никакого сомнения.
С трудом поднявшись на ноги, я получила еще один удар, отчего едва не упала, — только Тони, этот прирожденный садист, мог заставить официанток своего казино носить туфли на высоких каблуках, — но меня подхватила чья-то рука. Очень знакомая, кстати.
Спутник женщины также был в вечернем костюме — черный фрак, жилет, белая рубашка и белый галстук-бабочка. Его туфли сверкали не меньше, чем его скромные украшения — золотые запонки и золотая заколка, удерживающая забранные в конский хвост волосы. Подобная скромность меня ничуть не удивила — Мирча никогда не любил привлекать к себе внимание. Меня изумило другое — внезапная волна сумасшедшей радости, которую я почувствовала, когда наши глаза встретились.
Меня поразила мужская красота Мирчи. От его потрясающей фигуры захватывало дух, его длинным изящным ногам позавидовал бы танцовщик или легкоатлет, благородные черты лица подтверждали его принадлежность к старинному аристократическому роду. И лишь одна деталь портила безупречный образ: полные, чувственные губы.
Возможно, среди его предков все же попался какой-нибудь крестьянин, пусть этот человек и не обладал изысканностью манер и внешностью господ аристократов, зато сохранил умение петь, смеяться и веселиться с той страстью, о которой его хозяева давно забыли. Считалось, что сыном цыганки был Дракула, но мне иногда казалось, что легенда лжет и это в Мирче течет цыганская кровь. И если это так, то она ему весьма кстати.
Он небрежно поддержал меня под руку, и от этого прикосновения по моему телу пробежала дрожь. Я попыталась вспомнить, что Казанова говорил о гейсе, и ничего не вспомнила. Не знайся я с ведьмами и колдунами, то могла бы поклясться, что никакого гейса не существует.
Дрожа от наслаждения, я легонько провела по ним кончиками пальцев. Находиться рядом с Мирчей было гораздо приятнее, чем терпеть слабые попытки Казановы соблазнить меня. Я могла бы отодвинуться, опустить руки — но не собиралась это делать. Еще чего!
Мирча тоже застыл на месте. Он просто стоял и ждал, на его губах блуждала легкая улыбка, рука начала медленно притягивать меня ближе.
Я радостно устремилась ему навстречу, любуясь отблесками света, игравшими на его гладко зачесанных волосах, как вдруг ощутила резкий удар по руке, пронзивший ее до самого плеча. Мирча слегка вздрогнул, но руки не отнял. Так мы и стояли, погруженные в свои чувства, от которых кровь быстрее
