— Витенька, так ведь как же! Мальчик принес. Я ведь думала — ты прислал. Радовалась. Он так и сказал — надзиратель велели передать. Витенька!
— Вон! — заорал Виктор на всю квартиру. — Вон его, мерзавца, гнать, вон! В три шеи сукина сына. К черту! — и так топнул ногой, что зазвенело на столе. — К чертям собачьим! — и Виктор треснул, что силы, кулаком по столу.
Груня глядела во все глаза. Слышно было из кухни, как осторожно побрякивала, мыла тарелки Фроська.
— Ты понимаешь? Ты по-ни-ма-ешь? — злым шепотом хрипел Виктор. — Понимаешь, что это? Я ему, мерзавцу, морду набью… завтра… в лавке… при всех. Сввволачь ка… кая!
— Зачем? Зачем? — говорила Груня. И вдруг засмеялась. — Да там три фунта, три с половиной через силу, семги этой, ну, пять с полтиной. Заплатим пять с полтиной. Я свешу, не больше полфунта съели, я сейчас! — И Груня хотела уж бежать.
— Грушенька, — крикнул, давясь, Виктор, — милая. Груня метнулась к Виктору, наспех попала поцелуем в бровь и крикнула уж из коридора:
— Стой, стой, я сюда принесу, взвесим. Виктор как выдулся весь и тряпкой плюхнул в кресло. Он часто дышал и повторял:
— Грушенька, Грунечка! — И сам не знал, что слезы набежали на глаза — розовым маревом показалась Груня в дверях. По-домашнему звякал безмен о блюдо.
Руки
ЛЕГКИМ, будто даже прозрачным, встал утром Виктор. Бойко печка гудела в углу, и слышно было, как рядом в столовой пузырил самовар. Виктор надевал свежую белую рубашку, прохладную, и смотрел на узорный мороз на окне, пух белый и нежный. Услыхал, как Грунечка поставила чайник на самовар: ручкой, наверно, в рукаве в широком, с кружевом. Заспешил. Терся под краном ледяной водой, запыхавшись.
— Витя! Видел, я тебе рубашку положила, — Грунин голос.
— Да, да! — начерно крикнул Виктор, хотелось скорей начисто, как по белому снегу, подойти, поздравить с днем, всей душой сесть за чай с Грунечкой.
«Грунечка у меня какая», — думал Виктор. Одернулся, поправил еще раз волосы и вступил в столовую.
Как целый цветник встала навстречу Груня в синем капоте с цветами, с кружевами, и сверху, как солнце над клумбой, Грунина улыбка, и теплые Грунины руки мягко взяли за затылок, и Виктор целовал руки куда мог, куда поспевал, и хотелось, чтоб еще больше, чтоб совсем закутали его руки.
Груня подала стакан, и розовое солнце дернуло по замерзшим стеклам, и розовым светом ожила посуда, розовый пар кокетливо вился над стаканом. На минуту стало совсем тихо, и Виктор держал и не брякал ложкой.
— Ты посмотри, я тебе положила пять рублей в бумажник, — и Груня кивнула подбородком на боковой карман — Виктор застегивал шинель, — за эту, знаешь, — и Груня покосилась на Фроську. А Фроська просовывала под погон портупею.
— Прямо к нему, к каналье, — тряс головой Виктор, — сейчас же, пожалуйте… А ну-ка, милостивый государь, — Виктор съежил брови и сделал на лице «решительность». — Счастливо оставаться, — шаркнул Виктор в дверях и козырнул.
С портфелем под мышкой вышел Виктор на улицу. Дворники скребли панели, и, прыгая через скребки, спешили мимо них гимназисты. В конце улицы, прямо по середине над уходящими рельсами, висело красное солнце, как будто оно вошло в улицу и остановилось от любопытства и радости. И Виктору показалось, что все спешат в конец улицы глядеть солнце. Снег неистово горел, и едко брал за щеки мороз.
Виктор жмурился от света, улыбался и составлял в уме: «Почем у вас семга? Так-с. Потрудитесь немедленно выписать счет на три с половиной фунта… фунта этой рыбы… „вышеупомянутой“ не годится. Этой рыбы», — решил Виктор и завернул за угол.
Солнца не стало.
В магазине все лоснилось прохладной чистотой. Покупателей не было. Старший приказчик снял кожаный картуз, отставя мизинец. Оперся на прилавок почтительно, ожидательно. Виктор кашлянул для голосу и строго сказал:
— Хозяина мне.
— Простите, только вот вышли за товаром-с.
— В этом случае, — и Виктор нахмурился, — напишите счет на семгу, на три с половиной этой рыбы… фунта семги. Немедленно.
— Без хозяина невозможно-с. Свесить прикажете? — и приказчик взялся за нож.
— Вчера ошибочно была получена мною семга, от вас, от Болотова. — Виктор покраснел и сдвинул брови. — Неизвестно, что ли?
— Не уп??мню-с! — и приказчик пошарил глазами по мраморному прилавку.
— Мной, — крикнул Виктор, — мной! — В это время звякнула входная дверь, а Виктор кричал: — Мной ошибочно не было заплачено за три с половиной фунта вышеупомянутой рыбы! Понял! Получай! Сколько?
Дама в ротонде, вязаный платок на голове, испуганно глядела сбоку на Виктора.
— Ничего нам не известно, как же получать? Никак невозможно. Это уж с хозяином извольте.
Приказчик не глядел на Виктора, сырым полотенцем тер прилавок все дальше и дальше. А Виктор вытягивал, вырывал бумажник из-за борта казакина.
— Получай!
А приказчик наклонился куда-то, за банками с огурцами и миногой, за разноцветным маринадом.
— В участок… вызову для вручения! — кричал Виктор.
— Это уж с хозяином, — подавал глухой голос приказчик. Виктор вышел. Он видел, как дама провожала его глазами, как поворачивалась ему вслед малиновая ротонда.
— Другие как хотят, — сказал Виктор на улице, — а я взяток не допущу.
Ему хотелось вернуться к Грунечке, рассказать, как не вышло. Потом сразу в участок и с городовым бумагу. В бумаге ругательными буквами прописано: с получением сего немедленно явиться для… для чего? для дачи немедленных объяснений… в срочном порядке… «Все берут, — твердил в уме Виктор, — потому что? дают! — Само слово стукнуло в ответ. — А я им покажу давать! Давать! Сволочи. Я вам покажу, покажу, мерзавцы».
— Мерзавцы! — вслух крикнул Виктор и на ходу топнул ногой. — Сорок пять рублей? А солдат сорок пять копеек в два месяца получает и не берет? И за казенную портянку на каторгу не угодно-с? На каторгу не угодно-с, сволочи!
Муха
СИНЯЯ теневая улица подтянулась, дома подровнялись в линию, тротуар выскребен, и скрипит морозный песок под тугой подошвой. И вот население спешит по своим делам — пожалуйста! по чистому тротуару. Спокойствие граждан обеспечивается бдительностью наружной полиции.
«У меня в околотке — пожалуйста! Каждый спокойно может заниматься своим делом — пожалуйста!., а не семга».
— Ломовой! Чего стал? Улица? Улица какая? Ротозей! Вот написано русскими буквами — пожалуйста! Неграмотный? Спроси у постового. Успенская улица. Повтори! Ну, то-??о. А зевать нечего.
Бумагу Виктор написал на бланке, буквами твердыми, большими, острыми.
