соотечественнику, — это не позор для нее. Слушай мое приказание: ты не дашь ни одной пылинке коснуться Меванчи. Она нам сейчас очень понадобится. А ты не покажешь и виду, что что-то изменилось, хотя это будет трудно. И даже потом, когда она уже будет не так нужна, ты будешь по-прежнему беречь ее от всяких бед. Потому что она великая танцовщица нашей родины. И еще потому, — я двинулся к выходу, — что она спасла мне жизнь. Ты видел, как я только что держал в руке ее арбалет? Ты же не думаешь, что в ту ночь я отдыхал перед сном с арбалетом в руке? А потом застрелил гнавшегося за мной карлика — в спину, а не в грудь? Она стреляла через двор, с дальней крыши — отличный был выстрел. А теперь обедать, Сангак. Поедим вместе, и ты расскажешь нам, какие новые блюда ты придумал… И еще, — тут я обернулся уже к Юкуку, — надо бы посмотреть, как ей больше нравится подслушивать наши разговоры — в комнате- душегубке, или нам лучше вести их под стеночкой, прямо под ее окнами, чтобы ей лучше было слышно.
Почти беззубый рот Юкука начал раздвигаться в улыбке.
— То есть Ань Лушань хочет получать от вас какие-то новости, хозяин?
— Ну, конечно, — кивнул я благодарно. — Вообще-то мы будем писать ему письма. А братец Ань не будет верить ни единому слову из них. Но будут такие новости, которые я буду сообщать своим друзьям по секрету, якобы не догадываясь, что некая дама станет передавать их тому же Ань Лушаню. Надо, словом, помочь великому полководцу империи.
Я щелкнул пальцами и, почти пританцовывая, тронулся вниз.
А у долгожданного дома меня ждал сюрприз. Когда моя торжественная кавалькада — ферганец, в придачу к нему я сам и два головореза верхом — приблизилась к увенчанным высокой серой крышей каменным квартальным воротам, с другой стороны проспекта ровно на такое же расстояние к ним, шаг в шаг, придвинулась другая кавалькада. Это была прекрасная Ян в сопровождении Лю (и еще трех придворных девушек), поражавших народ экзотическими, якобы западными костюмами — высокие остроконечные шляпы с полями, с краев которых свисали полупрозрачные вуали, спускавшиеся до самых седел.
— Дочь императора обязана выезжать в сопровождении воинов в броне и со знаменами, — сказала мне раскрасневшаяся и счастливая, как ребенок, Ян после первых приветствий. — Мне, к счастью, можно обходиться без этого — да, кстати, и дочери императора на самом деле… молчу, молчу, молчу. А то — представляешь, ты выходишь к воротам — а тут целая армия!
— Да как же вы, уважаемая госпожа, узнали, что я приезжаю именно сегодня? — почтительно спросил я, раздвигая ловившую каждое наше слово толпу и ведя ее коня под уздцы по главной улице квартала.
— У меня есть шпионы! — драматичным шепотом сообщила она, склоняясь ко мне. — Знаешь, что это такое?
Я честно потряс головой.
— Уже неделю как один такой шпион… хорошенькая девушка, между прочим… сидел у тебя там, на рынке… О, небо, почти два месяца без вашего массажа — у меня болит все внутри! — возгласила она погромче, увидев, что уличные зеваки оказались уж совсем близко.
А в доме две счастливые дамы отогнали моих слуг, не дав им поприветствовать меня. Усадили на галерее на почетном месте. Затем вытащили из седельной сумки что-то здоровенное, почти в рост человека, и начали суетиться, загораживая эту штуку от меня спинами.
«И-эр!» — скомандовал, наконец, голос моей возлюбленной, и обе двинулись ко мне по дорожке в ногу, клоунскими шагами, конвоируя нечто зажатое между ними и заливаясь диким хихиканьем.
— Это же ты! Ты! — раздался голос Ян.
Ко мне несли громадных размеров раскрашенную полупрозрачную марионетку из промасленной кожи — для театра теней. Она изображала типичного согдийского купца в высоком, загнутом вперед колпаке, с громадным горбатым носом, агрессивно торчащей вперед бородкой, окаймлявшей всю челюсть. А также с красной рожей и вообще, без всяких сомнений, пьяного.
— Подарок! — заливалась смехом Ян. — Я давно хотела подарить тебе что-нибудь, а когда в день прощания ты сделал это… эту ужасную вещь… у-у-у, я подумала, что подарков у тебя должно быть много! Очень много!
В тот день мне достался от нее еще один подарок, стоивший целое состояние, — несколько источавших очень знакомый аромат фигурок из камфарного дерева. («Камфара — это мой запах, — сообщила мне Ян. — А тот запах, от которого я просила тебя меня избавить, — он ведь действительно почти ушел! Потому что ты целитель и волшебник».)
Передо мной были фигурки тончайшей резьбы: погонщик верблюдов на своем двугорбом бактрийце, конный охранник, дама в повозке, похожая на ту, что я видел сегодня утром, и прочие путешествующие персонажи.
Дорога, подумал я. Путь от оазиса к оазису. Детский вопль ветра среди камней.
— Ими обычно прижимают свитки на столе, чтобы не сворачивались, — подсказала теревшаяся о мое ухо напудренной щекой Ян. После чего она завопила прямо в это ухо: — Баня! Баня! Тебе надо помыться с дороги! Тебя помоют две прекрасные женщины! А я — я просто умираю без… массажа!
Был и настоящий массаж. И слова, совершенно неожиданно прозвучавшие во время этой лечебной процедуры.
— Мальчишка задумал очень опасное дело, все пытаюсь его отговорить, — сказала она в ответ на мое замечание о напряженных мышцах шеи. — Ну, если очень коротко, он задумал собрать всех своих многочисленных врагов в одну… скажем так, кучу… и послать их… — тут она покосилась на меня, — ну, в очень опасное место, где они все должны будут потерпеть неудачу и опозориться, а то и вообще сгинуть. Штука в том, что враги не так глупы, как мальчишке кажется, они будут сопротивляться его идее, и возможны неприятности. Вот спорю с ним, уже надоело. Прости, что отвлекаю тебя глупыми разговорами… Продолжай, продолжай…
Мои пальцы не остановились ни на мгновение, хотя ценнее этих слов я не слышал ничего вот уже которую неделю.
Мальчишкой, как я уже знал, Ян называла своего брата.
Который был премьер-министром империи Ян Гочжуном.
И теперь у меня буквально в руках оказалась, наконец, разгадка авантюры с Западным походом.
Может быть, в случае удачи этот поход и отодвинул бы границы империи далеко на запад — и повысил бы ее доходы от обложения наших караванов на Великом Пути.
Но, оказывается, главный организатор этой авантюры хотел чего-то совсем иного. Вовсе не военной удачи. А наоборот.
Вытащить своего главного врага из находящихся под его командой трех военных округов. И отправить его далеко на запад.
Оставить у него в тылу второго великого полководца империи — ненавидящего Ань Лушаня генерала Гэшу Ханя. И дать Гэшу возможность не пропускать караваны с припасами, и этим поставить Ань Лушаня на грань катастрофы.
И, по сути, уничтожить свою же, имперскую армию — и репутацию неустрашимого Аня. И не только его. Потому что Ян упомянула «всех многочисленных врагов».
Как бы посмотреть на списки генералов и военных чиновников будущей армии, составляемых канцелярией самого премьера. Которым предназначались позор или смерть.
Даже в худшем для Ян Гочжуна случае, если поход окажется успешным, он все равно продлится несколько лет, и ровно столько же лет славного полководца и прочих недругов премьера не будет в столице. И это тоже поможет премьеру решить многие проблемы.
Только этот любитель риска и бешеных скачек на злобных конях мог придумать такое. Новая военная авантюра после кровавого позора войны с Наньчжао, после поражения при Таласе, после поражения самого Ань Лушаня в очередной войне с киданями? Новые десятки тысяч погибших?
Я вздохнул и костяшками согнутых пальцев прошелся по двум мягким, скользким от меда ложбинкам вдоль позвоночника Ян.
