— Добрый день! Как ваше здоровье? Как Маргарита Сергеевна? — спросил он, проплывая вверх.
— Спасибо, все, слава богу, ничего! — растерянно пробормотал ректор.
Бадаев еще раз приподнял шляпу и отвернулся. Александр Антонович растерянно смотрел ему вслед. Как же так?! Ведь это тот самый человек, который стал виновником всех последних университетских бед! Вот он, в каких-нибудь десяти шагах от него! Он внедрил на экспериментальную базу девицу, он украл государственные секреты на сумму, которой хватило бы, чтобы обеспечить университет всем необходимым на год вперед! Надо закричать караул!, позвать милицию… Александр Антонович опомнился. Ведь Лину, представив своей племянницей, внедрял он, а не Бадаев. Бадаев вообще все это время стоял в стороне, прикидываясь “эфэсбэшником”, слугой закона, иногда приподнимая шляпу, вот как сейчас. И хватать-то надо не его, а уважаемого Александра Антоновича, ректора технического университета.
От нахлынувших мыслей Александру Антоновичу стало душно. Он ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу на рубахе. Это не помогло. Ноги сделались ватными. Люди перед глазами зашатались, как пьяные, “поплыли”, теряя очертания, норовя перевернуться на бок. Прежде чем потерять сознание, Александр Антонович успел подумать о договоре с “Росвооружением” и приеме у министра. Падая, он отрыгнул маргеланской редькой. “Ой, как неприлично, люди смотрят!”— и напоследок вспомнил, где он впервые увидел прелестную блондинку.
Над Александром Антоновичем склонился народ.
— Мужчине плохо! Врача! Врача! Кто-нибудь, вызовите “Скорую помощь”!
В ректорском кабинете было полно народу. Проректора и начальники служб сидели, стояли, расхаживали из угла в угол, разговаривали, шептались друг с другом — в общем, маялись. Александр Антонович опаздывал на совещание уже на двадцать пять минут. Все про себя поминали заезженную фразу: “Начальство не опаздывает, оно задерживается”, но, на самом деле, все это уже было неприлично — Калерий Самсонович никогда себе такого не позволял!
Ольга Геннадьевна Игонина нервно теребила ручку, откручивая и закручивая колпачок.
Дверь отворилась и вошла секретарша Леночка. Лицо у нее было бледным и растерянным.
— Там это… звонят из больницы… Они говорят, Александр Антонович…
— Что, Александр Антонович? — хором спросили почти все.
— Умер, — произнесла Леночка, пожав плечами. — Может, это другой Александр Антонович?
— Что? Где? — Игонина бросилась к телефону в приемной, схватила трубку. — Алло, алло, говорите! Объясните, что случилось! Назовите фамилию! Так, так! — лицо Ольги Геннадьевны пошло пятнами. Проректора и начальники служб из ректорского кабинета потихоньку переместились в приемную, обступили Игонину.
Ольга Геннадьевна положила трубку на рычаг и сказала упавшим голосом: “Ему стало плохо в метро. Сердечная недостаточность. Они, как всегда, не успели,”— после чего бурно разрыдалась. Все подавленно молчали и прятали глаза.
Митя торопливо давил на кнопки телефонной трубки. Звонки срывались, и он нервничал. Своих девчонок он сам вчера отвез на дачу к Викиным родителям, велел сидеть в доме и не высовываться. С него, конечно, потребовали объяснений. Он неумело врал, будто у одной из отчисленных им девиц дружок оказался бандитом и стал угрожать расправой — случай, кстати, вполне реальный, прошлогодней давности, — и теперь он боится за них за всех. И теща, и Вика до смерти перепугались, стали его уговаривать немедленно позвонить в милицию. Он сказал, что давно уже позвонил, милиция на ногах, бандита ищут, Но на это надо время… — в общем, наврал с три короба, и при том — неумело. Теперь, если родственникам придет в голову мысль позвонить в милицию и справиться о несуществующем бандите, то, скорей всего, над ними посмеются, но это бы все ничего, не дай бог, заинтересуются его легендой!…
— Алло, здрасьте, Володю позовите, пожалуйста. Уехал? Очень жаль, извините. Нет, ничего не надо передавать, — Митя пролистал записную книжку и стал набирать еще один номер. Звонил он своим школьным и университетским товарищам.
— Алло, Болека, пожалуйста. Болек, это ты, что ли? Ну, блин, не узнать — басок такой шаляпинский! В общем, базар у меня к тебе совершенно конкретный. Помнишь, мы из батиного ружья на твоей даче по банкам херачили? Не можешь мне одолжить ствол на месяцок, а? Позарез надо. Да так, поохотиться тут, туда-сюда. Не можешь? Батя не даст? Блин, жалко! Без ножа, ребята, режете! Да ладно, мне сейчас некогда с тобой базарить, я лучше потом позвоню, — Митя, расстроенный, бросил трубку на диван. Ну, куда он сейчас без ствола? Пугач хотя бы, “газовик”. Еще пара дней, и за ним начнут охотиться, как за каким- нибудь дешевым зайцем. Пойти сдаться ментам, сказать, простите подлеца, приторговывал наркотой, зарвался, а сейчас в завязе. Срочно помощь нужна. Ну да, самого себя всему миру заложить — знают двое, знает и свинья — кому тогда его хлебное замдеканское место достанется? Анне Владиславовне? Рашидику Бектемировичу? Хрена вам! Рашидик? Митя тут же вспомнил, как был в гостях у “мусульманина” и нечаянно заглянул в шкаф. А, может, у него ствол попросить? Ну да, получается, он без спросу в его вещи залез! Ладно, на крайний случай. Покается “мусульманину”, скажет, получилось так. Этому как раз можно все объяснить. А если денег наскрести? Не такая уж эта для него сейчас большая сумма. Ну-ну, знает он все эти бандитские приколы: один раз дашь, все время, как корову, доить будут, пока все восемнадцать штук не выдоят! Нет, как не крути, а та идея, которая ему тогда в деканате в голову пришла, — самая умная из всех! Рискованно, конечно, но… Митя полистал записную книжку, нашел еще один телефон, по которому можно было попытаться добыть ствол.
Митя сидел в деканате под большим настенным календарем, проверял сочинения корейцев. Был шестой час, и декан с секретаршей уже разошлись по домам. Митя ждал звонка от Марата. Ствол он за три дня так и не нашел, а вот полторы тысячи долларов, пятнадцать стодолларовых бумажек, обернутых широкой плотной лентой, сейчас лежали в деканатском сейфе, дожидаясь своего часа. Ведь именно столько он в свое время занимал у Марата!
Он ждал звонка и вздрогнул от неожиданности, когда телефон зазвонил.
— Алло, деканат. Да, заместитель декана Залесов Дмитрий Алексеевич! — Митя нахмурился: звонила какая-то девица и слезно просила перенести сессию на месяц, мол, она валяется с аппендицитом в своем родном Ангарске. — Девушка, сессия ваша давным-давно закончилась! Вы отчислены, как не явившаяся! — закричал Митя, даже не посмотрев в приказ об отчислении. — Если хотите, документы мы вам вышлем наложенным платежом, — девица тут же расплакалась, и Митя бросил трубку. — Блин, звонят тут всякие суки, когда не попадя!
Телефон зазвонил снова. Митя уже собрался было послать девицу подальше, но на этот раз звонил Марат.
— Дмитрий Алексеевич?
— Ладно, слушай сюда, три года назад, до первого сентября, я, как положено, пришел в “Переменку”, сел за столик администрации и пытался отдать свой долг бармену. Деньги он взять отказался, послал меня подальше и сказал, что все списалось. Можешь у него спросить. Понял?
— Понял-понял, как не понять, — насмешливо сказал Марат. — Только где же мне этого бармена теперь искать?
— Не знаю. Я тебе все честно сказал. Поэтому вины за мной никакой нет. Могу вернуть те полторы штуки, которые брал. Тем более, сейчас это очень приличные деньги. Больше у меня, все равно, нету.
— Да, неплохо ты это все придумал, Дмитрий Алексеевич, — вздохнул в трубку Марат. — А как же мое слово? Выходит, гроша ломаного не стоит? Я тебе пятнадцать тысяч простил, мало? Торгуешься, как на базаре!
— Да нет, это просто милость с моей стороны. Я ведь никуда не пошел, никому ничего не сказал. Хотя мог бы. То, что должен — отдам.
— Ладно, дай подумать, — Марат замолчал.
Митя напрягся, даже привстал со стула, чувствуя, как висок пульсирует рядом с трубкой.
— Нет, Дмитрий Алексеевич, ты хоть и неплохой человек, но мое слово — тоже не хрен собачий. Я с тобой хотел по-хорошему договориться, а ты упрямишься. Раз так — будешь весь долг отдавать.
Митя испугался, что Марат сейчас положит трубку.
— Маратик, погоди-погоди, дорогой! Ну что ты сразу кипятишься, в бутылку лезешь!? Я тоже по- хорошему хочу. Понимаю, тебе сейчас деньги позарез нужны. Я разве отказываюсь? Ну, нету пока трех штук, нету. Полторы есть. Через три дня еще столько достану. Займу, у кого надо. Достану, обещаю. А эти могу
