Мы вышли из вокзала в Москву.
Люди все ходят, ходят, вещи несут из поезда.
А потом автомобильчики стоят, а дальше ещё большие автомобили, как вагоны. В них много людей насаживается. Автомобили гудят.
А потом рельсы идут прямо по улице, только совсем низенькие.
А по ним ходят вагоны, только без паровоза. Три штуки сразу, и они не гудят и не свистят, а звонят звонком. И тоже туда люди насаживаются с чемоданами и так просто, безо всего.
А там дальше дом стоит, очень большой, с башней. И от него ещё дома.
А наш носильщик говорит:
— Вам такси?
Мама говорит:
— Да, да! Такси.
Мы пошли за носильщиком.
А такси — это автомобиль. Можно сесть, и он повезёт, куда ты захочешь.
Мы с мамой сели. В автомобиле — маленькие диванчики. А впереди, тоже на диванчике, — дядя, который правит.
Мама ему говорит:
— Шофёр! Свезите нас — вот тут адрес.
И дала шофёру записку.
И вдруг в автомобиле что-то загудело, затряслось — это шофёр пустил машину. Автомобиль поехал, а кругом всё люди, и я боялся, что мы наедем. А наш автомобиль всё гудел, всё кричал гудком на людей. И мы не наехали.
Вдруг на нас стал наезжать вагон, и он всё время звонил.
Мама закричала:
— Шофёр, смотрите — трамвай! Остановитесь!
А шофёр говорит:
— Не волнуйтесь, гражданка!
И не остановил. А трамвай повернул и побежал по другим рельсам. Совсем вбок и вовсе не на нас.
А мама во все стороны оборачивалась и меня за руку держала так, что больно.
Потом мы поехали там, где совсем узко.
Дома с двух сторон высокие: всё окошки, окошки. Кругом трамваи звенят, автомобили кричат гудками всякими.
И вдруг как сзади завоет!
Я думал — это ничего, а наш шофёр вдруг сразу вбок повернул, к самым домам, к тротуару, где люди ходят. И даже стал.
А это нас перегнал автомобиль, как маленький вагончик.
Он очень громко выл — на всю улицу.
Он белый, и на нём красный крестик.
Я закричал:
— Почему?
А шофёр обернулся ко мне и говорит:
— Скорая помощь. За больным поехали. Там, в автомобиле, и кровать есть. Вот ты себе голову разобьёшь, за тобой приедут и — в больницу.
И мы опять поехали.
Мы ехали, и нас нисколько не трясло. Потому что в Москве на улицах очень гладко. Будто пол, только чёрный.
Мама сказала, что это асфальт.
Потом я вдруг увидал: впереди нас едет бочка. Очень большая, как цистерна. И из неё сзади выливается вода и прямо назад и вбок брызгает. И поливает весь асфальт.
Я закричал:
— Ай-ай-ай! Как смешно! Вот и выбежит вся вода!
И стал смеяться. Нарочно громко. Вырвал у мамы руку и стал в ладоши бить.
А мама засмеялась и говорит:
— Фу, глупый какой! Это нарочно поливают водой. Чтоб пыли не было. И чтоб не было жарко.
Мы догнали бочку, и я увидел, что это автомобиль, а не бочка. А впереди тоже шофёр, как и у нас.
Потом мы остановились, и все другие автомобили остановились, и трамвай остановился. Я закричал:
— Почему?
Мама тоже сказала:
— Почему все стали? Что случилось?
И встала в автомобиле. И глядит.
А шофёр говорит:
— Вон видите красный фонарик? Светофор?
Мама говорит:
— Где, где?
А шофёр пальцем показывает.
И наверху на проволоке, над улицей, мы с мамой увидали фонарик: он горел красным светом.
Мама говорит:
— И долго мы стоять будем?
А шофёр говорит:
— Нет. Сейчас вот проедут, кому через нашу улицу надо переезжать, и поедем.
И все смотрели на красный фонарик. И вдруг он загорелся жёлтым светом. А потом зелёным.
И шофёр сказал:
— Теперь можно: зелёный огонь.
Мы поехали. А сбоку через нашу улицу шла другая улица. И там все автомобили стояли, и никто на нас не наезжал. Они ждали, чтобы мы проехали.
А потом ещё раз на улице горел красный фонарик, а я уж знал и закричал:
— Дядя, стойте! Красный огонь!
Шофёр остановил, оглянулся и говорит:
— А ты — молодчина.
Потом мы опять остановились, а огонька вовсе никакого не было. А только я увидал: очень высокий милиционер в белой шапке и в белой курточке поднял руку вверх и так держит.
Потом он рукой махнул, чтобы мы ехали.
Он как руку поднимет, так все станут: автомобили, трамваи и бочки всякие. И лошади тоже. Только люди могут ходить.
Милиционер — самый главный на улице. А потом мы приехали к дому.
