затруднять себя поклажей.
Возле дома Гамалиила девочка велела масдакиту подождать ее. Золотых дел мастер встретил Марию с неподдельной радостью. Что стало с жилищем великого мукаукаса! Огонь истребил эту обитель справедливости, как и египетские города, которым тысячу лет назад было предсказано пророком разрушение. Гамалиил знал об ужасном положении Ориона и благородной девушки, подарившей ему во время суда над сирийцем Гирамом резной камень громадной ценности, а позже доверившей часть своего состояния. Еврею было приятно видеть перед собой в полном благополучии хотя бы одного из членов семьи своего покойного покровителя. Он принялся с участием расспрашивать Марию о том, о сем, пока жена ювелира побежала за абрикосовым пирожным, спеша угостить свою любимицу. Внучка покойного мукаукаса выразила желание безотлагательно переговорить с хозяином наедине. Гамалиил повел ее в свою маленькую мастерскую, прося высказаться совершенно откровенно, так как он заранее обещает исполнить любую просьбу милой гостьи.
Мария, краснея от смущения, развернула кольцо Ориона, подала его еврею и просила принять в залог.
Уверенная в том, что добрый сосед примется тотчас отсчитывать ей свои червонцы, девочка не спускала с Гамалиила блестящих глаз, но тот даже не взял в руки драгоценную вещь и серьезно заметил:
– Нет, милая девочка; с детьми невозможны никакие денежные сделки.
– Но мне нужны деньги, Гамалиил, – настаивала она. – Я должна добыть их.
– Должна? – с улыбкой возразил старик. – Это словечко, как острый гвоздь, легко вонзается в дерево, но когда гвоздь встречает на пути железо, то и сам гнется. Не думай, что я неподатлив, однако нельзя требовать денег ни с того ни с сего. О каких деньгах, собственно, ты толкуешь? Нужны ли они на хлеб насущный или на сладкие пирожки, что гораздо вероятнее? В таком случае Гамалиил не откажется дать тебе золота. Но ведь, если не ошибаюсь, ты живешь в доме грека Руфинуса, где, слава Богу, нет ни в чем недостатка. Кроме того, у меня хранится порядочная сумма денег, отданная мне в рост твоим покойным дедушкой. Он сказал, что это твое наследство от крестной матери, и расписка сделана на твое имя; таким образом, тебя можно считать богатой сравнительно с другими.
– Я вовсе не нуждаюсь в чем бы то ни было, – прервала Мария, – но мне все-таки нужны деньги. Если мой капитал лежит у тебя вон в том железном сундуке, то дай, пожалуйста, из него, сколько я попрошу!
Ювелир засмеялся.
– Это вовсе не так просто, как ты полагаешь, вострушка! Для выдачи наследства несовершеннолетним в Египте нужно потратить много времени, папируса и чернил; обратиться в большое присутственное место, вызвать шестнадцать свидетелей и кириоса…
– Тогда купи это кольцо с сапфиром. Ты такой добрый, Гамалиил; выручи меня! Ведь ты, конечно, не думаешь, что я намерена тратить деньги на лакомства?
– Разумеется, нет. Но теперь так много людей голодает, что твое мягкое сердечко, вероятно, растрогано чужим бедствием, и тебе понадобились деньги для какой-нибудь обнищавшей семьи?
– Неправда! Купи мое кольцо; если ты исполнишь мою просьбу…
– Тогда Гамалиил будет мошенником и старым дураком. Вспомни историю зеленого смарагда. Я купил его, и что из этого вышло? Не приставай ко мне с кольцом, милая девочка.
Мария отняла руку, и в ее больших влажных глазах отразилось столько горя, что еврей был тронут.
– Я скорее готов поплатиться головой, чем огорчить тебя, милое дитя, – продолжал он… – Адонаи, я не хотел сказать, что ты уйдешь с пустыми руками от Гамалиила; у него есть деньги и, если сам он любит наживать, то не отказывает другим в случае нужды. Я не могу купить твой сапфир, потому что у меня есть много вещей получше него. Однако не печалься, и расскажи все откровенно; твой покойный дед всегда жаловал меня. Ну, шепни мне скорей на ухо, сколько тебе надо?
Полное веселое лицо еврея широко улыбалось, и девочка почувствовала к старику невольное доверие. По ее детским понятиям ни один человек не мог преступить данной клятвы и потому она заставила Гамалиила поклясться в том, что он сохранит ее тайну. Золотых дел мастер охотно исполнил желание ребенка. Таким образом, Мария взяла клятву с трех человек, причем каждый из них исповедовал свою религию. Девочку удивило, что Гамалиил так охотно повторил за ней торжественные слова; ей не приходило в голову, как часто взрослые злоупотребляют священными обетами.
Успокоившись с этой стороны, она рассказала, что Ориону необходимо послать гонца навстречу полководцу Амру для спасения Паулы от смерти. Ювелир внимательно слушал и, не дав ей кончить, подошел к сундуку, вделанному в пол.
– Сколько? – спросил он, прерывая Марию.
Мария назвала сумму, определенную Нилусом.
Гамалиил не показывал даже своей жене потайного ключа, которым открывалась касса. Поэтому он сказал просительнице:
– Посмотри-ка немножко в окно, маленькое чудо в образе девочки, которая занимается денежными сделками и берет на себя важные поручения. Если ты ничего не увидишь на дворе, то представь себе, будто бы там стоит человек, похожий на старика Гамалиила, и что ему хочется хорошенько расцеловать твою головку; он стоит и думает про себя: «Боже милосердный! Если бы моя дочка, моя маленькая Руфь походила на Марию, внучку справедливого мукаукаса!»
С этими словами тучный, но подвижный еврей, стоявший на коленях, вскочил на ноги, тяжело переводя дух, и, не закрывая крышки сундука, подбежал к Марии, которая добросовестно смотрела в окно. Он звонко поцеловал ее в курчавый затылок и заметил, весело смеясь:
– Поцелуй я беру в виде процента, моя милая должница. А ты все-таки не оборачивайся назад, пока не услышишь моего зова.
И он снова подбежал на своих коротеньких ножках к сундуку, вытер навернувшиеся слезы и взял мешочек с золотыми, где было немного больше денег, чем требовалось Марии.
Потом еврей тщательно запер сундук и, взглянув на девочку со смешанным чувством недоверия и ласки, подозвал ее, наконец, к себе. Высыпав деньги на стол, он отсчитал назначенную сумму, остальные
