эту работу при помощи ножа. Камень был больше обыкновенного ореха и сверкал огнями, когда Гирам любовался им, взвешивая его на ладони. Паула еще раз повторила ему свои наставления относительно продажи. Проводив верного слугу, она принялась расплетать шелковые длинные косы, радостно улыбаясь при мысли об успехе предприятиям однако молодая девушка не успела еще раздеться, как раздался легкий стук в дверь ее комнаты. Она испуганно вздрогнула, подбежала к порогу, торопливо заложила задвижку и спросила со страхом: «Кто там?»
– Это я, – шепотом отвечал вольноотпущенник.
Паула отворила ему. Пока сириец находился у своей госпожи, калитку во дворе заперли, и он не сумел найти другого выхода из обширного дома, где бывал очень редко.
Что оставалось делать?
Гирам не мог дожидаться до утра, завтра ему необходима исполнить поручение Паулы как можно раньше; если его задержать, то навуфеянин наймется к купцу провожать караван.
Дамаскинка быстро решилась на крайнее средство. Она свернула волосы, повязала голову платком и сказала:
– Пойдем вместе, луна еще светит, брать огонь опасно. Следуй за мной. Если кухня пуста, мы выйдем оттуда в виридариум. Если чиновники сидят по-прежнему на дворе, то большие ворота должны быть отворены, потому что многие из служащих живут в нашем доме. Тебе будет легко найти дорогу из виридариума на крыльцо. Но постой! Против таблиния всегда лежит Беки, злая гермонтийская собака. Она тебя не знает, потому что никогда не отлучается из дома; но, к счастью, этот пес привязан ко мне. Поэтому помни: когда я подниму руку, ты останься немного позади; при хозяевах Беки свободно пропустит чужого. Разговаривать мы не будем, иначе все пропало. Если нас увидят, я скажу всю правду, а если тебя схватят без меня, то скажи… Ты можешь сказать, что поджидал Ориона, чтобы переговорить с ним как можно раньше о конской ярмарке в Нику.
– Мне еще в полдень предлагали купить жеребца… – начал, по обыкновению заикаясь и растягивая слова, Гирам.
– Вот и прекрасно; так и скажи, что ты дожидался на крыльце Ориона. Через несколько часов действительно наступит рассвет; идем же!
Паула быстро и легко спустилась с крутой лестницы; конюший взял оставленные здесь свои сандалии, но понес их в руках, чтобы не терять времени. Они молча подвигались вперед и когда наконец, среди непроницаемой темноты, добрались до кухни, девушка обернулась и шепнула слуге:
– Если я кого-нибудь встречу здесь, то скажу, будто бы пришла за водой, а если нет, то кашляну, и ты пойдешь за мной. Дверь останется отворенной; тебе все слышно. Если мне придется идти обратно, ступай поскорее назад по той дороге, по которой мы пришли. В таком случае я удалюсь в свою комнату; ты же дождись рассвета, когда калитку снова отворят. Если тебя найдут, то я объясню твое присутствие домашним. Теперь отойди подальше в темный угол.
Паула осторожно отворила дверь; кухня освещалась через отверстие крыши заходящей луной и звездами. Она оказалась совершенно пуста; на скамье у громадного очага дремала кошка, и несколько летучих мышей носились туда и сюда, бесшумно махая крыльями. Девушка подала условный знак; услышав позади себя шаги сирийца, она пошла вперед, изнемогая от волнения. Им приходилось подниматься на ступеньки, идти мрачными закоулками, где летучие мыши чуть не задевали их голов. Наконец, Гирам и Паула прошли через столовую в виридариум – квадратный дворик между двумя флигелями дворца мукаукаса.
Площадка виридариума была вымощена по бокам, а посередине находился цветник с фонтаном. Здесь царствовала глубокая тишина. На темно-синем своде неба сияли мириады звезд. Луна приближалась уже к верхнему краю карниза, который венчал крышу здания. Широколиственные растения отбрасывали причудливые тени на росистую лужайку; фонтан бил слышнее, чем днем, и нежил слух своим однообразным, изредка прерывающимся плеском. Белый мрамор колонн сиял, как чистый снег; легкая дымка тумана, поднимавшегося над влажной почвой, колебалась от ночного ветерка, принимая своеобразные очертания, которые напоминали живые человеческие фигуры в длинных прозрачных, будто сотканных из воздуха, одеждах. Ночные бабочки кружились над группами растений; прохладный воздух в очаровательном уголке был напоен сладким ароматом лотоса, росшего в мраморных чашах фонтана, который окружала сочная растительность юга – высокие, осыпанные роскошным цветом кустарники и шелковистая трава.
В другое время Паула поддалась бы тихому очарованию этой ночи, но теперь она не замечала окружающей красоты. Чуткая тишина в виридариуме нарушалась отголосками яростного спора, доносившегося по временам со двора. Девушка недоверчиво осмотрелась вокруг, потому что многое в знакомой обстановке показалось ей подозрительным. Против таблиния, где обыкновенно стоял сторож или находилась собака, не было теперь ни одного живого существа и даже… что бы это значило?… да, действительно так: окованная бронзой дверь полуотворена, лунный свет совершенно ясно отражается на блестящем металле одной из ее половинок.
Дамаскинка остановилась, Гирам сделал то же. Оба прислушивались с таким напряжением, что у них застучало в висках. Из таблиния доносился неясный шум, но дикие крики во дворе заглушали его.
Прошло несколько томительных минут; неожиданно дверь отворилась, и оттуда вышел мужчина. Сердце Паулы замерло от страха, но острое зрение не изменило ей даже в эту минуту: в человеке, переступившем порог таблиния, она немедленно узнала Ориона. Вслед за ним выскочил лохматый гермонтийский пес; животное начало обнюхивать воздух и наконец с яростным лаем бросилось на Гирама и молодую девушку, которые притаились шагах в тридцати от входа. Дамаскинка стиснула зубы, но не растерялась, подпустив к себе собаку, она ласково позвала ее по имени. Беки тотчас замолчал, а Паула принялась гладить его по голове.
Сириец и его госпожа стояли в тени за колонной. Орион не заметил их и не услышал, поскольку возглас Паулы, когда она окликнула Беки, был заглушён громким лаем пса. Верная собака опять вернулась к хозяину, на его призывный свист.
– Старый проказник, любишь гоняться за кошками, – сказал Орион, заставляя Беки прыгать через свою руку, привлекая его к себе и снова отталкивая, играя.
После того он запер дверь и вошел в комнаты, примыкавшие к двору.
– Ему нельзя вернуться к себе иным путем, – сказала дамаскинка своему спутнику, с трудом переводя дыхание. – Подождем его здесь. Но при этом не следует терять ни минуты. Нужно дойти до двери таблиния. Теперь собака видела меня и не бросится на нас.
Дойдя быстрыми шагами до двери, которая находилась в углублении за колоннами, Паула спросила
