услышали наконец жалобы несчастных и теперь, когда время исполнилось, воскликнули: «Досюда – не дальше!» Никакого свирепого мятежника они не вооружили исполинскою силой, чтобы он разорвал цепи порабощенных. Нет! Творец и Хранитель мира послал Своего Сына, чтобы Он, кроткий сердцем, освободил человечество и прежде всего труждающихся и обремененных. Магическое слово, перед которым падут запоры темниц и разорвутся цепи несвободных, это – любовь… Впрочем, – здесь он прервал горячий поток своей речи, – все это ты понимаешь только наполовину и не можешь уразуметь вполне, Мелисса. Но время исполняется и для тебя, потому что и ты, родившаяся свободною, принадлежишь, как мне известно, к числу обремененных, которые терпеливо несут наложенное на них бремя. Ты… держись за меня крепче: здесь нам будет трудно протиснуться.
Действительно, было вовсе не легко пробраться через толпу, стремившуюся шумным потоком по близкой к Серапеуму улице Гермеса, куда выходил переулок, по которому они шли. Однако же им это удалось; и когда Мелисса снова перевела дух на улице Ракотис, она обратилась к своему спутнику с вопросом:
– И когда, думаешь ты, исполнится твое предсказание?
– Как только повеет ветерок, который сдует перезрелый плод с дерева. Это может произойти завтра или послезавтра, смотря по долготерпению Всевышнего. Но что разрушение мира, в котором мы выросли, произойдет – это так же верно, как то, что ты идешь возле меня.
После этого уверения Мелисса шла возле своего друга со стесненным сердцем. Но он заметил, что ее душа все еще остается замкнутою для его слов; и на его вопрос, неужели она не в состоянии радоваться времени, исполненному чудес и предстоящему для освобожденного человечества, она отвечала нерешительно:
– То, что ты ждешь, разумеется, прекрасно, но предшествующие ему события должны устрашать каждого. Не от оракула ли ты получил это предсказание о царстве, которое описываешь, или это только образ, созданный твоею фантазией, мечта, обязанная своим происхождением желанию твоего сердца?
– Ни то ни другое, – отвечал Андреас и продолжал, возвысив голос: – Этому учит меня откровение. Поверь мне: время, о котором я говорю, наступит так же верно, как закат солнца сегодня вечером. Небесный Иерусалим отворяет свои врата, и ты тоже будешь принадлежать к числу счастливых… Но об этом после. Вот мы и у цели.
В христианском доме, в который они вступили теперь, они нашли раненого юношу в обширной, хорошо занавешенной комнате, на удобной постели, под наблюдением ласковой и заботливо ухаживавшей за ним женщины.
Однако же Диодор находился в опасном положении. Его ранение казалось врачу очень серьезным, так как попавший в него камень пробил ему череп, и несчастного юношу трясла лихорадочная дрожь. Голова его горела, и ему было очень трудно произнести хотя бы несколько связных слов.
Но его глаза показывали, что он узнал свою невесту и радуется, видя ее; когда же он услыхал, что Александр еще свободен, его лицо просияло. Ему, очевидно, было приятно любоваться красотою Мелиссы. Держа руку невесты, он слушал ее, между тем как она передавала ему привет отца и рассказывала разные вещи. Но скоро веки его опустились на утомленные глаза, и Мелисса поняла, что она должна дать ему отдых.
Она осторожно высвободила свою руку, положила ее на грудь ему и двигалась только тогда, когда нужно было вытереть его вспотевший лоб.
В большом опрятном и наполненном запахом лаванды доме царствовала торжественная тишина, но ее вдруг нарушил смешанный шум. Отворялись двери, отодвигались скамьи, послышались шаги новоприбывших людей и вслед за тем говор нескольких мужских, громко раздававшихся голосов в переднем зале, между которыми Мелисса узнала голос Андреаса.
Она тревожно стала прислушиваться к разговору, начинавшему превращаться в запальчивый спор. Как хотелось ей убедить этих людей сдержать свои голоса, так как по дрожанию губ Диодора она видела, что этот шум крайне беспокоит больного, но она не могла оставить его.
Между тем разговор становился все громче и громче. В ее ушах беспрестанно звучали имена Монтана, Тертуллиана, Климента и Оригена, и, наконец, она явственно расслышала гневное восклицание Андреаса:
– Вы похожи на тех участников роскошного пира, которые после обеда спрашивают: «Когда же наконец будут принесены кушанья?» Утешитель уже пришел, а вы ожидаете еще другого.
Он не продолжал, так как его слова были прерваны запальчивыми и насмешливыми возражениями, раздававшимися до тех пор, пока чей-то громовой голос не перекричал остальных: «Небесный Иерусалим приближается, и кто отрицает это и сомневается в призыве Монтана, тот хуже язычника, того я перестаю называть братом и христианином».
За этим взрывом гнева послышались необузданные крики, и встревоженная девушка услыхала падение стульев, брань разъяренных спорщиков и громкие призывы на помощь, между тем как больной жалобно стонал, и по его прекрасным чертам все более и более распространялось выражение тяжкого страдания.
Мелисса не могла переносить этого дальше и уже встала, чтобы унять шумевших людей, как вдруг воцарилась совершенная тишина.
Тогда скоро успокоился и Диодор и с выражением благодарности посмотрел на Мелиссу, как будто ей одной он был обязан этою благодетельною тишиною. Но она теперь явственно услыхала густой голос главы александрийских христиан и узнала, что дело идет об обратном приеме в общину одного из ее бывших членов, который в гневе убил какого-то человека. Одни желали держать его вдали от общины и предоставить его божественному милосердию, другие, более снисходительные, желали вновь принять его, ввиду его готовности подвергнуться всякого рода покаянию.
Шум поднялся снова. Всех других перекрикивал пронзительный голос какого-то человека, который только что прибыл из Карфагена и хвалился дружбою с престарелым Тертуллианом.
Девушка не могла больше следить за связью речей, но в ее ушах раздавались все те же имена, и хотя она не понимала, в чем состояло дело, этот спор раздражал ее, так как его шум нарушал спокойствие больного.
Спор прекратился только тогда, когда вернулась сиделка; так как, едва она узнала, до какой степени громкие голоса ее единоверцев болезненно действуют на пациента, она тотчас энергически вступилась за него, и в доме воцарилась прежняя тишина.
