Ор пробовал упереться, но атлант ударил его по щеке. Скуля от стыда и бессилия, юноша поплелся за ним, как олень на аркане. Они подошли к атланту в зеленом, который возле тюков с добычей рисовал палочкой на листе кожи. Враги коротко поговорили, и рисовальщик начертил несколько знаков. Затем Одноухий пинком заставил Ора поднять понуренную голову и, несколько раз хлопнув себя ладонью в грудь, повторил: «Я – Храд! Храд! – потом, ткнув гия: - Ты – мой раб! Мой раб. Говори!»
- Храд… мой… раб, - пробормотал Ор. Старый воин расхохотался. Что развеселило узкоглазого?
Они вернулись на нос корабля. Пол здесь покрывал толстый войлок, у стен лежали постели из шкур. Одноухий взял из угла два мешка, связал и взвалил на Ора. Они прошли по площади, толпа на которой уже поредела, свернули в одно из ущелий и остановились перед каменной стеной. Храд приблизил губы к щели между камнями и крикнул. Ор чуть не уронил мешки, когда кусок стены перед ними медленно сдвинулся. В проходе стоял молодой, изрядно ожиревший атлант.
Храд вытянул из-за пазухи бронзовый знак – искусно сделанный челн. Атланты заспорили. Одноухий кричал, показывая два весла на своем амулете, жирный в ответ хрипел, задыхаясь, и показывал три и четыре пальца. Наконец Храд, недовольно ворча, развязал мешок и вынул шкурку песца. Жирный сразу заулыбался, нежно подул на пышный мех, сунул его за пазуху и мелко, часто дыша, побежал впереди. Проход вел во двор, окруженный стенами.
Пройдя мимо навеса, где несколько атлантов ели из расписных мисок, они остановились возле бревенчатой двери. Жирный, мигнув Храду, потолкал дверь ногой, потом дал ему продолговатый камень. Храд сунул его в дырку между бревен и нажал на дверь ладонью. Та покорно отворилась.
В маленькой комнате на подстилке из войлока лежала шкура медведя, возле стоял кувшин. Храд велел сложить мешки у стены, и все трое вышли. Храд, захлопнув дверь, изо всей силы толкнул ее плечом – бревна даже не дрогнули. С сомнением оборачиваясь, Одноухий повел Ора дальше вдоль стены. Чудо с дверью уже не удивило загнанного Ора. Он брел за Храдом, повторяя про себя: «Раб, раб, раб…»
Из пленного он стал кем-то другим. Но кем? Заскрипела створка люка. Ора толкнули в темноту, и щит гулко захлопнулся за спиной.
Под навесом Храд сел к низкому длинному столу и крикнул, чтобы принесли еды. Для старого вояки, отдавшего службе тридцать лет, несколько мисок крови и ухо с половиной щеки, настало время отдыха. При уходе на покой Подпирающий небо дарил подпиравшим его самого сотню плащей земли, пять рабов и бронзовый знак: челн о двух веслах. Знак освобождал хозяйство владельца от части податей и от переделов земли в общине – иначе дарованные плащи скоро вновь смешались бы с общинными.
Кроме того, знак давал право бесплатно посещать зрелища, пользоваться во всей Срединной домами для путников, кораблями и повозками, перевозящими людей и грузы из города в город. Завидные привилегии! Но смотрители гостиниц, пристаней, конюшен полагали иначе. Эка невидаль – челн о двух веслах! Бывает, что и владельцу четырехвесельного знака места нет! Впрочем, стоило вытащить шкурку, все отговорки жирного пройдохи как волной смыло.
Рабыня принесла кувшин с пивом и миску мяса с острым соусом. Похоже, что бык, перед тем, как попасть в котел, двадцать лет пахал землю. Но Храд почти не заметил вкуса еды. Непривычное чувство свободы, предвкушение встречи с семьей переполняли его. Наевшись и чуть захмелев, он поднял голову от миски. Душа желала беседы.
Соседи с любопытством смотрели на старого воина. Прибытие флота было в этот день сердцевиной всех разговоров. Плосконосый купец с юга задал положенный вопрос о пути пройденном и пути грядущем, после чего все с должными возгласами слушали рассказы о подвигах, о чудесах и богатствах дальних земель, коварстве диких племен. В битве с Севзом Храд сотнями умерщвлял бунтарей, заменял кормчего, убитого стрелой Айда, чуть ли не брал в плен самого вождя коттов.
- Такого бы раба в хозяйство, - сказал подошедший смотритель, сменив этим направление мыслей Храда.
- Хозяйство! Много нынче надо бронзы, чтобы оно не зашаталось! Но у старого Храда кое-что есть! – Он брякнул кольцами за пазухой. – И два мешка добычи! И награда от Подпирающего.
- Большая? – спросил кто-то.
- Мог взять сто плащей земли и пять рабов, или триста плащей и одного раба. Я выбрал, - он поднял толстый палец, - триста плащей и раба, и не прогадал. Дикие дохнут, а земля нет! – Он захохотал, довольный шуткой.
- Ты мог выбрать любого раба на корабле? – спросил смотритель.
- Ха, на корабле! Любого из всей своры, взятой Тифоном!
- И взял того щенка, которого привез сюда?
- Взял этого и не прогадал! – оскалился Храд.
- Смотрите, люди! Он взял юнца, тощего, как весло, и притом гия!
Все засмеялись.
- Взял бы котта, - сказал торговец. – Уж эти живучи, так живучи!
- Или япта, - вставил старик, судя по запаху, приручатель волков. – Они хоть малорослы, но трудолюбивы. А гии – нет диких злее и упрямее!
- А я вот взял гия! – Храд вновь треснул тяжелой рукой по столу, и смех умолк. – И не прогадал! Знаю диких! Вот ты, - он ткнул пальцем в торговца, - что смотришь, покупая раба?
- Зубы, конечно, потом плечи…
- А я смотрю глаза! И ни разу не прогадал! У этого щенка живые глаза, и – попомните слово Храда! – он принесет мне не одно звонкое колечко! – Отставной воин оглядел пожимающих плечами собеседников и, нашаривая отворяющий камешек, заспешил к своим мешкам.
Когда глаза свыклись с полутьмой, Ор увидел столбы, подпирающие потолок, неясные фигуры у стен. Свет пробивался из узких щелей наверху. Люди сидели и лежали, чутко слушая шаги атлантов за дверью. Едва шаги стихли, все поднялись с мест и разом заговорили.
Ора о чем-то спрашивали, но на странном языке, в котором мелькали атлантские слова, гортанные выкрики чернокожих, шелест яптской речи… Ор различил даже два-три гийских слова. Потом люди поняли, что перед ними свежий пленник, еще незнакомый с ут-ваау – смешанной из разных языков речью рабов. Несколько человек придвинулось вплотную, разглядывая Ора.
- Оэ! Ты гий? – спросил морщинистый раб с коротко подрезанной седой бородкой.
- Оэ! Я из Куропаток! – встрепенулся Ор, услышав речь родины. – Мы кочуем по Оленьей. А ты какого рода, Побелевший?
- Вряд ли ты знаешь мой род. Он идет от Изюбря. Наши места…
- Я знаю Изюбрей! – невежливо перебил старшего Ор. – У Севза было почти пять рук твоих братьев.
- Ты кочевал с Севзом! Севз! Севз! – зашелестело по подвалу.
Раздвинув возбужденных рабов, седой гий отвел Ора к стере, усадил на солому и закидал вопросами: верно ли, что Севз ударом дубины проламывает стены? И может вызывать молнии? Верно, что он поклялся освободить всех рабов? Затаив дыхание люди слушали ответы, которые Седой переводил на ут-ваау.
Поддаваясь мольбе в глазах слушателей, Ор по-новому видел и рассказывал прошедшие события. Да, Севз могуч, как десять мамонтов. Тяжкие ворота срываются с ремней, открывая ему путь. Молнии? Его меч быстрее молний! А когда на пути запенился Стикс, он велел… Рабы жадно ловили каждую подробность о битвах, бегстве ненавистных охотников за людьми, подвигах племенных вождей. Шепча проклятия, они слушали, как злобная Атлантская колдунья напустила порчу на Могучего Быка. Это из-за нее не рухнули перед Севзом стены Анжиера. А в последней битве она отвела Вождю глаза, и он не увидел, что узкоглазые окружили его войско.
- Но ведь он не погиб? – с мольбой прошептал Побелевший.
- Нет! – Ор уже сам верил в это. – Добрые духи рано бросили на землю черную шкуру ночи, и она скрыла вождей от атлантов.
Рождалась легенда, которая от раба к рабу, из подвала в подвал пойдет по Срединной. И не один отчаявшийся, услышав ее, подождет звать смерть.
Скрипнул люк, люди метнулись к своим местам у стен. Атланты не любили бесед между рабами. За
