страницы «Arbor Mirabilis» с крошечными нагими женщинами в сосудах.
Мишель не был уверен, стоит ли говорить о том, что у него есть копия рукописи. Он пока не понимал намерений собеседника.
— Кто вам сказал обо мне? — спросил он.
— Симеони, так называемый маг, вернее, его любовница, еще молодая, очень милая женщина.
Фернель отправил в рот кусочек мяса.
— Ее зовут Джулия.
— Джулия?
— Джулия Чибо-Варано. Она, уж не знаю каким образом, состоит в родственной связи с домом делла Ровере и большая приятельница кардинала Алессандро Фарнезе.
У Мишеля вырвалось восклицание. Он стиснул бокал, чтобы не выронить его из задрожавшей руки.
— Джулия Чибо-Варано! Снова она!
Фернель глядел на него удивленно.
— Вы с ней знакомы?
— Her, я видел ее только однажды, если не ошибаюсь, в Марселе, когда она принесла мне одну из копий «Arbor Mirabilis». Она действительно очень хороша, только тогда она была одета как судомойка. Потом я знаю, что она стала… имела отношения с моим братом Бертраном. И принесла ему много бед.
— В самом деле? — Фернель приподнял бровь. — Она говорила, что знакома с вами, но не рассказывала ни о Бертране, ни об «Arbor Mirabilis». О вас она отзывалась в высшей степени лестно.
От волнения Мишель позабыл о еде. Он спросил:
— У вас не создалось впечатления, что ей известно о существовании «Церкви»?
— О нет, — ответил Фернель с иронией, — Ведь мы говорим о женщине. Ульрих, правда, с большим пиететом относится к женщинам, но не настолько же он глуп, чтобы допустить их в свои ряды. Иллюминаты считают себя адептами рациональности, а именно этого качества женщины и лишены.
Мишель покачал головой.
— Когда-то я тоже был в этом уверен, но теперь сомневаюсь.
— Рабле, упокой, Господи, его душу, в своих книгах достаточно их изучил. Но что с вами?
Мишель вздрогнул, потом пришел в себя и прошептал:
— Почему «упокой, Господи…»? Вы хотите сказать…
— Да, он умер несколько месяцев назад. Но вы так разволновались… Вы что, были с ним знакомы?
Мишель и вправду разволновался, но постарался взять себя в руки. Он наполнил свой бокал и залпом его осушил. Потом наполнил снова.
— Да, я был с ним знаком. Но не будем об этом. — Он выпрямился, силясь удержать навернувшиеся на глаза слезы. — Но если эта Джулия Чибо-Варано не имеет отношения к иллюминатам и прислала вас ко мне, значит, у нее была на то причина.
— Было бы неточно сказать, что она послала меня к вам. Я сам решил вас разыскать, когда она дала мне прочесть некоторые из ваших сочинений.
— Какие же? — настороженно спросил Мишель.
— Прежде всего вот эти, — Фернель порылся в поясной сумке и вытащил пачку листков. Он взял верхний: — Эти стихи сочинили вы, как сказала Джулия, и некоторые из них поразили меня.
Он прочел вслух:
Мишель чувствовал, как сердце колотится в груди. Этот катрен никогда не был опубликован. В мозгу само собой всплыло имя, и так властно, что он не смог удержаться и вскрикнул:
— Жюмель!
Фернель удивленно на него посмотрел.
— Жюмель? А кто это?
— Моя жена Анна, — рассеянно пробормотал Мишель.
При других обстоятельствах он никогда не открыл бы домашнее имя жены постороннему. Но сейчас им овладело болезненное возбуждение. Он, хоть и не без труда, научился глубоко любить Жюмель и видел в ней человека, которому мог доверять. А теперь вдруг оказалось, что его записи попали в чужие руки. Кто, кроме нее, мог их распространить? Значит, несмотря на все уверения, ее предательство продолжалось! Значит, нрав и замашки потаскушки не изменились.
Фернель вгляделся в собеседника, словно поняв, какие мучения тот испытывает, потом медленно покачал головой.
— Вот увидите, вы ошибаетесь. Ваша жена не виновата.
— Но кто же тогда пустил по рукам мои записи?
Мишель даже не заметил проницательности Фернеля. Тот говорил так, словно отвечал на мысли Мишеля.
Фернель рассмеялся.
— Да вы сами! Вы сами, мой друг, пустили их по рукам!
Он налил еще вина удивленному Мишелю, справедливо полагая, что это ему не помешает.
— Вы, наверное, забыли, что отдали рукопись с пророчествами печатнику в Лионе, некоему Боному? Он и распространил этот катрен да и многие другие. И жена ваша тут ни при чем.
Мишель быстро осушил бокал.
— Но что Боному с этих катренов? — все еще неуверенно спросил он.
— Все очень просто. Печатней Бонома в Лионе часто пользуются гугеноты для издания своих брошюр. А мать Джулии, Катерина Чибо-Варано, связана с лионскими кальвинистами. Теперь понимаете, в чем дело? — Он указал на пачку страниц. — Видите, это же не ваша рука. Это копия.
Мишель одновременно почувствовал и облегчение, и укол совести за то, что заподозрил Жюмель в обмане, и страх оттого, что стал объектом чужого внимания. Он нервно сглотнул.
— Почему эти стихи вас так поразили? — спросил он, надеясь пустить разговор по другому руслу.
— В них предсказывается смерть Генриха Второго. Это о нем вы говорите «сердце, сила и слава», ведь так?
— Так; по крайней мере, думаю, что так.
— Ну а то, что Франция со всех сторон окружена врагами, очевидно для всех. Но вы еще предсказываете, что после смерти короля мальчик, который ему наследует, неизбежно получит покоренную и разбитую страну.
— Наследнику трона девять лет.
— И источником еще больших неприятностей будет другой кандидат на трон, которому сейчас больше доверяют: а именно Антуан де Бурбон, король Наварры. Я правильно излагаю вашу мысль?
— Да, но это не моя мысль. Когда я все это пишу, я только претворяю в стихотворные строки свои видения. Поэтому я никогда ни в чем не уверен.
Фернель улыбнулся.
