– Конечно! – Джоанна кивнула, разжала руки, высвободилась из теплого убежища и, смущенно улыбнувшись, направилась к крыльцу.
Около десяти утра, когда Тим, уложив в большие бумажные пакеты кучу блестящих свертков, уже открывал входную дверь с намерением выйти из квартиры, зазвонил телефон. В первую секунду он решил, что не станет брать трубку, но тут же вспомнил о родителях и, опустив пакеты на пол, подошел к телефонному столику.
С матерью и отцом – Нортоном – они в последний раз разговаривали вчера утром, с Мэттом – позавчера вечером. Вероятнее всего, кто-то из них решил поздравить его с Рождеством.
– Алло?
– Здравствуй, сын! – послышался из трубки голос Мэтта. Теперь у Тима уже не дергало сердце, когда он слышал слово «сын» из уст этого человека. – С праздником тебя!
– Спасибо, пап, – ответил он, представляя себе мужественное широкоскулое отцовское лицо. – Как отдыхаете?
– Отлично! Единственное, что портит мой отдых, – это угрызения совести.
– Какие еще угрызения? – спросил Тим, догадываясь, что имеет в виду Мэтт.
– Ужасно переживаю за то, что втянул тебя в эту историю именно перед Рождеством! – признался он. – Из-за меня ты был вынужден последние две с половиной недели держаться от сотрудников на расстоянии, да и в праздники остался один! Может, все же передумаешь и присоединишься к нам с Дорой?
– Нет, папа, спасибо! – Тим опустился на стул, обтянутый кофейного цвета кожей, и прислонился затылком к стене. – Не переживай за меня. На каникулах я планирую спокойно изучить финансовые отчеты «Свитиз», как мы и договаривались.
– Я уже сотню раз пожалел о том, что загрузил тебя работой в такие дни. – Мэтт шумно вздохнул. – Послушай, давай ты займешься этими документами после праздников, а? Приезжай к нам. Мне невыносимо думать, что в Рождество мой единственный сын торчит один в необжитой квартире!
Тим улыбнулся, тронутый заботой отца.
– Признаюсь, я и вчера не сидел здесь и сегодня собираюсь уйти. – Он помолчал, размышляя, стоит ли раскрывать карты, и решил, что ничего страшного в этом нет. – Более того, я провожу праздник именно кое с кем из «Свитиз».
– Правда? Вот и отлично! – с явным облегчением ответил Мэтт. – Только прошу тебя, не рассказывай о нашем плане ни единому человеку.
– Считаешь, это настолько важно? – Тима тяготила необходимость скрывать правду от Джоанны, в особенности после их вчерашнего поцелуя, пробудившего в нем море невиданной страсти и нежности.
– Конечно! – воскликнул Мэтт. – В противном случае я не опасался бы появляться в офисе в последние дни. Понимаешь, тебе удастся выяснить настоящую причину переживаемого нами кризиса лишь в том случае, если все мои работники будут принимать тебя за новичка, притом никоим образом со мной не связанного. Иначе ничего не получится. Узнай они, что ты мой сын, раковина захлопнется вместе с моллюском и жемчужиной. Мне нужно знать, кто предан фирме и работает на совесть, а кто тащит ее ко дну.
– Возможно, многие из твоих сотрудников действительно работают честно и с полной отдачей, – сказал Тим, продолжая думать о Джоанне.
– Возможно, но отделить порядочных людей от лодырей и негодяев не так-то просто, дружище, – произнес Мэтт серьезно. – Мы должны быть предельно осторожны. В противном случае скоро обанкротимся.
– Я очень хочу помочь тебе, папа, ты об этом знаешь.
– Тогда давай все сделаем, как решили. – Мэтт выдержал паузу, затем робко, смущенно кашлянул. – Но сегодня забудь о делах, сын. Мне хочется, чтобы ты провел Рождество так, как подобает. Пообещай, что хотя бы сегодня и завтра не притронешься к отчетам.
– Обещаю, – ответил Тим, грустно улыбаясь. У него перед глазами стояло раскрасневшееся после поцелуя лицо Джоанны, а в памяти все еще сохранялся потрясающий запах ее волос.
Передав привет Доре и закончив разговор, Тим продолжал сидеть на стуле в течение еще нескольких минут, обмозговывая свое запутанное положение. Ему не следовало так стремительно сближаться с Джоанной, и уж совершенно точно не нужно было принимать приглашение Андрэ.
Я – ее враг, враг всех работников «Свитиз», думал он, угрюмо глядя перед собой. Подобно шпиону, я проник в их ряды и вынужден теперь заниматься осуществлением задуманного отцом плана. Мне это претит, но ради спасения фабрики приходится принуждать себя делать малоприятные вещи. Если бы я только мог рассказать о своей тайне Джоанне!..
Он тяжело вздохнул, зажмурился и энергично затряс головой, словно желая отделаться от наваждения. Затем потянулся к телефону, чтобы позвонить Андрэ и извиниться за отмененный визит, сославшись на то, что у него изменились планы, но его рука повисла в воздухе.
– И что я в таком случае буду делать сегодня? – послал он риторический вопрос в пустоту. – Слоняться из угла в угол? Сидеть перед телевизором? Сходить с ума от одиночества? Нет уж! Лучше отправиться в гости. Не произойдет ничего страшного, если я проведу в компании родственников Джоанны еще и этот день. Просто буду вести себя с ней нейтрально, она ведь тоже этого желает. – Тим решительно поднялся со стула, прошел к двери, подхватил пакеты и, прежде чем открыть дверь, словно заклинание произнес: – Я – взрослый мужчина и сумею укротить свои страсти. Значит, и бояться нечего.
Джоанна доделывала канапе на кухне Марго, когда раздался долгожданный звонок в дверь. Фигурно вырезанный кусочек огурца выпал у нее из рук и шлепнулся на покрытый линолеумом пол. Она услышала торопливые шаги, потом – хор голосов, среди которых, как ей показалось, особенно выделялся один – голос Тима.
Подняв огуречную шестеренку, выбросив ее в ведро и отрезав от огурца еще один кругляш, она попыталась вырезать зубчики на его краях, но пальцы будто онемели, а нож постоянно шел не в том направлении. В холле уже так шумели, что Тима среди этой какофонии расслышать было почти невозможно.
Джоанна отправила в рот неудавшееся канапе, вымыла руки и в нерешительности застыла посередине кухни. Ее сердце отбивало барабанную дробь, а руки слегка дрожали. Она сознавала, что должна выйти в холл и тоже поприветствовать Тима и что ей следует держаться спокойно, как ни в чем не бывало, но ее ноги будто вросли в пол и отказывались слушаться.
Наконец, когда Габриель оглушающе звонко прокричала: «Дочка, Тим пришел!», она справилась со своей неуместной заторможенностью и направилась к двери.
– Джо, Тим принес кучу подарков! – сообщила Виолетта, завидев в коридоре сестру своего жениха.
– И все в таких красивых обертках! – подхватила Виктория.
Джоанне казалось, что их голоса доносятся до нее откуда-то с другой планеты. Единственно, кого она могла сейчас воспринимать полно и всеобъемлюще, так это Тима. Выглядел он великолепно. Черные брюки и пуловер в светло – и темно-серую полоску выгодно подчеркивали его атлетически сложенную фигуру. А густые русые волосы поблескивали растаявшими снежинками. От него веяло морозным воздухом и свежестью. Тим смотрел на Джоанну, и в его взгляде отчетливо проявилось отражение всего того, что за несколько часов разлуки пришлось пережить ей самой: страстное желание поскорее увидеться, предвкушение нового поцелуя…
Когда Джоанна подошла к нему, ее руки будто сами собой поднялись и обвили его шею. Он тут же обхватил ее за талию, крепко обнял и с жадностью уткнулся несом в короткие рыжие волосы. Только сейчас Джоанна обратила внимание на то, что в холле уже никого нет.
Еще вчера она потребовала от Тима, чтобы тот любым способом доказал ее родственникам, что между ними не существует любовной связи. Ей стало стыдно, неловко и вместе с тем смешно, ведь в данную минуту она не представляла, что делала бы, если б он не обнял ее.
– Ты пахнешь просто обалденно, – растягивая слова, прошептал Тим.
– Эй! Хватит обниматься! – послышался со стороны кухни голос Виктории. – Нам с тобой, Джо, поручено приготовить закуску и вино! Через четверть часа приступим к распаковыванию подарков!
Щеки Джоанны залила краска стыда. Она разжала руки и повернула голову.
Виктория в цветастом переднике поверх бежевого костюма стояла в коридоре, соединяющем холл с
