В докладе приводятся результаты опроса населения, в которых в отношении народов ЦА к общей истории СССР явно преобладает позитив над негативом.

Авторы доклада и сами приводят тому доводы, когда приводят следующие данные:

«Тем парадоксальнее выглядит преобладание позитивных оценок над негативными в Кыргызстане, Казахстане, Узбекистане (то есть территориях бывшего Туркестанского края), Грузии, Латвии, Украине, Беларуси и Молдове по отношению к Николаю II»,

«Февральская революция во всех проанализированных школьных учебниках оценивается позитивно»,

«Позитивное отношение к Ленину отчасти поддерживается школьными курсами истории Казахстана и Кыргызстана».

Далее данные исследования авторов доклада говорят, что, несмотря на позитив по отношению к СССР, большая часть населения и молодежи Казахстана и Узбекистана считает, что:

«Распад Советского Союза — закономерный и естественный финал коммунистической империи, давший возможность народам СССР обрести свободу и независимость»

«История нашей страны в постсоветский период (после 1991 года) подтверждает правильность курса на независимость и самостоятельное развитие».

Позволю себе утверждение, большая часть населения стран Средней Азии, в целом, позитивно относится, и будет относиться к тем или иным событиями и деятелям истории, так как это отношение основано на нежелании очернять ни судьбы своих предков, ни свою судьбу, ни судьбу страны, с которой связана жизнь. А в терминах психологии как науки позитивность отношения объяснима обычным механизмом вытеснения «плохого» из памяти.

Авторы доклада («Проект 2») весьма обоснованно и точно утверждают: «История, преподаваемая в школе, — далеко не единственный источник знаний о прошлом и далеко не единственный фактор, формирующий историческую память общества».

Добавим, и не самый важный, как показывают результаты такого же рода исследований в Узбекистане. Отношение к тем или иным деятелям и событиям складывается из следующего, где первым упоминается наиболее действенный источник, а следующие — по мере убывания влияния:

Влияние ближайшего социального окружения и свой коллективный исторический опыт со-проживания и сопереживания истории;

Каналы ТВ, особенно, России, эффективнее, чем учебники формируют отношение народов Средней Азии к общей истории на основе эмоционально-понятийного восприятия фильмов и передач;

Курсы истории в учебных заведениях заведомо сухи и недостаточно сопровождаются, видеоматериалами, материалами краеведения (местной истории) и «очеловечиванием» истории, т. е «устной историей» живых людей;

О не учебных печатных изданиях нечего и сказать в силу их низких тиражей и недостаточной доступности.

Таким образом, какими бы ни были учебники — формирование исторической памяти народов будет основано не на содержании учебников, а на степени воздействия источников выше и, главным образом, на преемственности опыта поколений своего личного со-проживания истории.

Несмотря на существенные и явные достоинства доклада (по части Проекта 2), к сожалению, в нем недостаточно обосновывается то, что:

«Вытеснение старой советской памяти выражается, прежде всего, в забвении. Сегодня ничего не слышали о ХХ съезде КПСС 58 % молодежи Узбекистана, 40 % — Армении, 34 % — Грузии» и т. д.

«Даже о Февральской революции 1917 г. ничего не знают 50 % молодежи Армении, 45 % — Узбекистана, 30 % — Азербайджана, 24 % молодежи Грузии и т. д.».

«Это декларируемая информированность — реальная, как показывает опыт, ниже декларируемой на 10–20 %».

«События советской истории для граждан новых независимых государств перестают быть общими событиями, так как значительная часть жителей о них уже ничего не знает».

После этих заключений возникают вопросы:

Каковы данные и есть ли они о степени вытеснения и забвения у населения и молодежи РФ? Не сравнимы ли они с теми, что и в прочих странах СНГ? К примеру, память о ХХ-ом или ХХII-ом съезде КПСС?

Чей опыт показывает, что реальная информированность «ниже декларируемой на 10–20 %»?

На основании каких данных утверждается, что события советской истории для граждан новых независимых государств перестают быть общими событиями? Т. е. сравнивали ли текущие количественные данные с предыдущими данными о вытеснении и забвении и имеются ли таковые данные?

Авторы доклада пишут: «Исследователи выявили парадоксальные черты восприятия истории населением новых независимых государств».

Самокритично. Возможно, что в последующем исследователи (включая автора статьи, который принимал участие в исследовании) предусмотрят вопрос — «Почему Вы так считаете?», задавая вопрос об оценке того или иного события и деятеля истории. Ответы на этот вопрос, помогут осмыслить парадоксы в результатах опросе населения, чтобы нам не «высказывать различные гипотезы о том, как и почему общества» наших стран выработали то или иное отношение к истории.

Где поставить запятую в заголовке

Е.Ю. Зубкова, в том же докладе и в рамках научной аргументации утверждает: «Историческая память россиян за последние десять лет пережила как бы два «вторжения'… Одно — изнутри, в результате процесса переосмысления прежде всего советской истории, проходившей под знаком ее дегероизации. Другое, совсем недавно — извне, когда постсоветские государства приступили к созданию собственных национальных историй, «суверенных» от истории России» (Цитата 25 из доклада).

Экстраполируя ее заключения на историю ЦА, следует, что в исторической памяти в Средней Азии отражается тот же процесс «вторжений», что и в России, где переосмысливают мифы и дегероизируют одних героев (Ленина, Сталина, Ахунбабаева и пр.), мифологизируют и героизируют новых (Николая II, Колчака, Деникина, басмачей и пр.). Т. о. это причины и следствия процесса «переходного возраста». Историкам остается только помочь памяти «повзрослеть», а она уже взрослеет и по следующим причинам.

Нашу жизнь объединяет общее пространство и общее время — в Российской империи, в СССР и это пространство-время не разорвано в отношениях народов и после СССР. А потому не следует нам искать в нашем прошлом злодеев и ангелов, соломинку или бревно в чужом глазу. События и их оценки были обусловлены реалиями их времени, которые не применимы к настоящему — как в терминах истории — в анахронизме.

В истории эксперимент в прошлом не поставить, как нельзя вернуться в прошлое, а потому возникают вопросы для внятного ответа — что изменит в нашей сегодняшней и будущей жизни то:

что кто-то докажет, что его народ древнее прочих?

что когда-то между народами наших стран чьи то войска победили и обогатились в грабежах или проиграли в сражениях и были ограблены?

что чьи-то города и веси в прошлом принадлежали тому или иному государству или были построены и населены когда-то теми или иными народами?

Кто-то скажет, ответы на вопросы такого рода воспитывают патриотизм, но если вспомнить определения великих мыслителей — Толстого, Эйнштейна, Гете, Шоу — по поводу термина «патриотизм», то эти определения весьма печальны.

Если всмотреться в настоящее, то ответы напрашиваются из следующих наблюдений — отношения с некоторыми заклятыми и далекими врагами сейчас намного лучше, чем с ранее дружественными и соседними народами — будь то Германия и Япония или РФ, Украина, Казахстан, Таджикистан и Узбекистан. Насильно и с помощью учебников мил не будешь — еще один печальный вывод.

Наша история проходит не столько по «статистическим» народам, сколько сквозь каждого из нас, а без каждого из нас народ неполный. Мы сами сейчас пишем нашу общую историю для себя же.

История как наука прокатилась по народам не столько в учебниках, сколько по жизни народов

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату