— Думаешь, они обнаружат охотников? — спросил Сид, прикрыв ладонью микрофон. — Темнота сгущается.
— Боюсь, что обнаружат.
Сид помотал головой.
— Ты ужасный человек, Гилл. Все время сомневаешься в чем-то. И с таким характером ты собираешься долететь до Земли? Когда я думаю об этом…
— Вот они! Эор, ты видишь? — Гилл узнал голос Рэ. — Впереди по курсу, чуть правее!
— Держись, иду на вираж! — Эор тоже повысил голос. — Сообщите удаление, скорее! Эй, Гилл!
— Тридцать, тридцать два километра. Как далеко от вас костры?
— Трудно определить точно, но не менее трех километров.
— Садитесь, сейчас же садитесь!
— Зачем? Я выключу мотор, и мы тихонько повиснем над ними! Они и ухом не поведут…
— Замолчи, Эор! Сейчас же снижайтесь! Требую посадки.
— Чтобы потом три километра шлепать по лесу с женами на плечах? В такой темноте? Черта с два…
— Садись сейчас же! — заорал в микрофон Гилл.
Шум мотора прекратился. Через минуту послышался голос Эора:
— Зря волнуешься, Гилл! Высота сто пятьдесят метров, перешел на скольжение. Кругом ни звука…
Неожиданный треск в динамике был не сильнее отзвука далекой грозы. Но Гилл знал, что это означает. Только одно. На светящемся экране радара точка, обозначавшая геликоптер, дрогнула и словно растворилась.
Сид закричал истошным голосом, затем внезапно умолк, пустым взглядом уставился перед собой. Даже не взглянув на него, Гилл ринулся к выходу. Он крикнул было Шарика, но затем передумал, кинулся к лифту. Вездеход, только вездеход! Набрал код на пульте у нижнего выхода. В блестящем боку «Галатеи» неслышно открылся люк; на двух шарнирных рычагах там висел, покачиваясь, небольшой крытый приплюснутый вездеход на гусеничном ходу, похожий на черепаху. Гилл уже протянул было руку к другой кнопке, чтобы спустить стальную черепаху на землю, но затем раздумал. Какой смысл? Все преимущества сейчас на стороне Эдди.
Вездеход убрался в чрево «Галатеи», и Гилл направился в свою кабину. Надо спать. А вездеход? Он едва не рассмеялся. Мстить Эдди? Зачем? Ведь заряд лучевого пистолета иссякнет скоро, и тогда Эдди рано или поздно попробует вернуться на «Галатею», чтобы его пополнить.
Он натянул одеяло на голову. Надо спать. Уже в полузабытьи подумал: «Плохи дела у Эдди… Ему не позавидуешь…»
Раздумывая об Эдди, Гилл еще раз вынужден был признать незаурядную прозорливость покойного Нормана. Еще до посадки «Галатеи» на новую планету Норман запустил с борта корабля орбитальный спутник-зонд с целью определения оптимального места для приземления. Полученные данные с помощью одному ему известных критериев и расчетов, произведенных Большим Мозгом, позволили дать команду Сиду посадить корабль сюда, на полянку посреди тропического леса. Норман требовал от исследователей систематической работы, понимая под этим постепенное, шаг за шагом наращивание результатов, при концентрическом расширении сферы исследований. Поэтому, за исключением довольно общих по характеру сведений, полученных со спутника, и более детальных, но ограниченных зоной в радиусе двухсот километров вокруг «Галатеи», данных, к моменту катастрофы Гилл и его коллеги, по существу, не знали о планете ничего конкретного.
При долгосрочной работе, пожалуй, такая методика Нормана оправдала бы себя, Гилл в этом не сомневался. Но неожиданный поворот событий привел к тому, что принятая программа изучения планеты оказалась выполненной едва на десятую часть, и теперь возникла острая потребность пополнить ее хотя бы самыми необходимыми сведениями. Он чувствовал себя усталым и не раз испытывал тревогу, хватит ли у него времени довести начатое дело до конца.
С помощью радаров он попытался обнаружить спутник, но неудачно. За минувшие полторы сотни лет его траектория, очевидно, значительно изменилась, он вошел в плотные слои атмосферы и сгорел. Пришлось запускать новый спутник, придав ему скользящую траекторию, с тем чтобы прочесать буквально всю поверхность планеты теле- и радиощупами, выведенными на центральный пульт. Для надежности он установил на спутнике дополнительную камеру с инфракрасным режимом и теперь часами просиживал возле экрана, наблюдая за изображением. Однообразная работа изматывала душу, а Сид отнюдь не способствовал поднятию духа, только портил настроение.
— Напрасно ищешь, Гилл. Никаких других разумных существ на этой чертовой горошине ты не найдешь. — Сид явно издевался. — Мы все обречены. Я и ты благополучно скончаемся тут, на «Галатее», а наш друг Эдди среди возлюбленных собратьев. А все потому, что ты трус! Ты не хочешь лететь в северные дебри, где бродят другие племена. А ракетоплан у нас стоит без дела.
Поначалу Гилл имел глупость возражать, пытался объясниться:
— Пойми, с помощью радара невозможно определить, которым из этих племен предводительствует Эдди с его лучевым пистолетом. Он покончит с нами в два счета, даже не раздумывая.
Сид возражал только из духа противоречия, вопреки всякой логике. Он просто изводил Гилла, чем доставлял себе удовольствие. Все доводы его сводились обычно к одной и той же формуле.
— Вся причина в том, что ты бездарный, безвольный и трусливый тип, Гилл. Ничтожество!
— Выйди вон!
— Нет, ты выслушаешь меня до конца! Впрочем, тебе все давным-давно известно, но я не стану повторять, что ты…
— Замолчи! Дело кончится тем, что я тебя все-таки убью, Сид!
— Только этого я и дожидаюсь, Гилл.
Гилл принужденно усмехнулся.
— А самоубийство тебя не устраивает? Я дам тебе превосходные таблетки.
— Нет, благодарю. Мне гораздо приятнее погибнуть от твоей руки, Гилл. Увидеть, как ты, дрожа от ярости, в последний раз поднимаешь на меня пистолет… Или бросишься на меня с голыми руками. Только учти, физически я сильнее!
Гилл не ответил. «Пожалуй, в самом деле легче было бы отправить его на тот свет. И для него, и для себя тоже». Но Гилл страшился одиночества. Это было что-то новое. Уж не зигзаг ли в запрограммированной психике? Нет, не должно быть, память и аналитические центры работали безукоризненно, как и прежде. Или сдвиг как раз в том и состоит, что он не способен замечать никаких сдвигов?
На четвертый день после запуска спутника Гилл настолько устал, что, глотая ужин, принесенный Шариком, забрызгал сиденье кресла. Прежде он с фанатическим педантизмом следил за чистотой, стремясь к тому, чтобы хоть в командном салоне не оставалось следов абсолютного безразличия Юму и Тиака к требованиям гигиены. На экране радара между тем отражалась поверхность воды, спутник летел над океаном. Воздушные течения различной теплоты чертили на серебристом четырехугольнике затейливый узор, напоминавший абстракционистский рисунок, смелый и неожиданный. Смелый и неожиданный? Чепуха. Полторы сотни лет назад он уже видел нечто подобное на Земле…
Ему не удалось закончить мысль. Спутник приближался к берегу какого-то материка, и Гилл уронил на колени остатки мяса, не донеся их до рта. На краю экрана появился глубокий залив, вдававшийся в сушу, а на поверхности залива видно было какое-то движение. Еще не разобравшись до конца в его характере, Гилл инстинктивно потянулся к фиксирующей кнопке. Камера, установленная на спутнике, всего две минуты проходила над заливом, так что у него будет целый час, чтобы еще и еще раз прокрутить зафиксированное на видеопленке изображение; период обращения спутника вокруг планеты составлял чуть больше шестидесяти минут. Конечно, необходимо внести еще соответствующие коррективы в его движение по орбите, если он хочет увидеть этот залив еще раз…
— Сид, иди сюда! — вскричал он, забыв обо всем на свете. — Смотри, Сид, смотри скорее!
При микроскопическом увеличении движущиеся точки обрели форму веретена. Похоже на лодки…
— Это дельфины. Либо стаи акул, — раздался за спиной голос Сида.
