доносившиеся из-за двери звуки, все же создавалось впечатление, что какое-то существо там, за дверью, очень страдает. Вдруг Александр проникся к этому существу (скорее всего человеку) симпатией и почувствовал, что ему самому внезапно стало трудно дышать. Он охотно приник бы ухом к двери, чтобы попытаться побольше узнать о том, что происходит в таинственном кабинете, но он опасался, что кто- нибудь из работников библиотеки застанет его в столь неподобающей позе и за столь несолидным занятием, как подслушивание под дверью. Кстати, хорошо, что он сдержался и не сделал того, чего ему очень хотелось, ибо из другого кабинета вышел библиотекарь, неся на вытянутых руках стопку папок. Правда, он был так поглощен своим занятием и так боялся, как бы стопка не рассыпалась и все документы не разлетелись бы в разные стороны, что не обратил на Александра никакого внимания, и он успел отскочить от белой двери, сделать по коридору еще несколько шагов и с невинным видом свернуть на лестницу.
Внизу за столом сидела все та же служащая, с которой Александр беседовал вчера; она смотрела на него, пока он спускался по лестнице, и улыбалась, как ему показалось, не то насмешливо, не то лукаво.
— Ну что, вы его заполучили? — спросила она.
— Заполучил что?
— Ваше вожделенное разрешение…
— Да.
— Ну так поторопитесь им воспользоваться.
— Времени у меня достаточно, спешить некуда…
— Все так говорят!
Пройдя через огромный общий читальный зал и через зал чуть поменьше, предназначенный для чтения периодических изданий, Александр оказался перед дверью, рядом с которой восседал служитель- охранник. Александр протянул ему свой пропуск, и тот принялся сосредоточенно и долго его изучать, низко склонив над ним голову и поднося его к глазам, словно он испытывал при чтении большие затруднения. Он несколько раз кивнул, бормоча себе под нос: «Хорошо, хорошо», затем раскрыл толстый регистрационный журнал и принялся что-то там писать; как показалось Александру, охранник писал его фамилию, номер разрешения и дату. Наконец он поднялся со стула, скорчив при этом странную гримасу и, словно нехотя, отпер и отворил дверь.
— Седьмой этаж, господин профессор. Лифт вон там справа в конце коридора. Можно подняться и пешком по лестнице. Это уж как вам будет угодно…
Александр плохо спал этой ночью. Во сне его мучили кошмары, так что он чувствовал себя неважно и поэтому не ощущал ни малейшего желания заниматься физическими упражнениями, он вошел в лифт, напоминавший скорее клетку для диких животных из-за того, что стенки его были сделаны не из благородного дерева, а представляли собой металлическую решетку, и вот это сооружение со скрипом и скрежетом повезло его с этажа на этаж. Пока лифт медленно скользил, а вернее, тащился по шахте, Александр успевал разглядеть на каждом этаже бесконечные лабиринты полок, заставленных книгами. Ряды стеллажей уходили куда-то в глубь здания и терялись из виду в полумраке. Наконец лифт остановился, и Александр оказался на небольшой площадке, освещенной неярким светом маленькой голой лампочки, свешивавшейся прямо с потолочной балки. Чуть подальше, около входа в один из коридоров, между расходившимися во все стороны рядами стеллажей, за небольшим столиком, напоминавшим школьную парту, сидела молодая женщина. На столике горела настольная лампа под колпаком из зеленого матового, так называемого опалового стекла. Женщина сидела спиной к Александру и, видимо, читала, так что ее лица он не видел, но зато ее длинные волосы в бликах света мягко поблескивали, словно шелк. «О, да ведь это та самая рыжая красавица!» — подумал про себя Александр, взволнованный столь удачным совпадением. Да, действительно, даже при слабом освещении он узнал роскошную шевелюру незнакомки, обогнавшей его накануне, и теперь ему предстояло увидеть ее лицо.
Когда Александр подошел поближе, девушка подняла голову, и при первом взгляде Александр почувствовал некоторое разочарование, ибо в глубине души он надеялся увидеть действительно прекрасное лицо, потому что счел наличие столь великолепной шевелюры признаком, сулившим, что ее обладательница наделена чуть ли не неземной красотой. Однако приглядевшись повнимательнее, он пришел к выводу, что лицо у нее довольно приятное, с правильными чертами, с полными, даже пухлыми губами, изящно изогнутыми и четко очерченными, что свидетельствовало о чувственности, хотя написанные на лице равнодушие и сдержанность, а также сидевшие на носу маленькие очки вроде бы свидетельствовали об обратном, то есть об отсутствии у нее чувственности. Было немножко странно, что девушка даже не подумала снять портившие ее очки при виде посетителя.
— Здравствуйте, мадемуазель, — поклонился Александр, — позвольте представиться: профессор Брош, я буду заниматься изучением литературного наследия Бенжамена Брюде. Мне только что дали разрешение на пользование отдельным кабинетом.
— Да, я знаю, меня предупредили о вашем приходе, — сказала девушка, быстро проглядывая переданное ей Александром письмо. — Все в порядке. Меня зовут мадемуазель Рейнер, я являюсь одной из служащих, ответственных за сохранность фондов на этом этаже.
Она встала из-за стола, закрыла книгу, которую читала до появления Александра, и, взяв в одном из ящичков стола небольшой ключик, даже не соизволив одарить посетителя ободряющей улыбкой, заявила, что сейчас проводит его до предназначенного ему для работы кабинета. Александр последовал по узкому проходу между стеллажами за ней, вновь оказавшись во власти очарования ее прекрасных волос. Девушка шла молча, держа ключ в руке. Она многократно сворачивала в проходы между стеллажами, заставленными книгами, и временами Александр успевал прочесть названия на корешках книг. В этом секторе, отметил он для себя не без удовольствия, были собраны произведения современных французских литераторов, и таким образом, в том случае, если у него возникнет желание немного отдохнуть от идей Брюде и отвлечься, он сможет «утолить свой голод», воспользовавшись «солидными запасами», для чего ему надо будет только руку протянуть.
Сделав еще один поворот, они наконец подошли к застекленной двери, за которой находился маленький кабинетик, освещавшийся всего лишь одним окном-бойницей. Девушка открыла дверь и отступила в сторону, чтобы пропустить Александра, ибо им вдвоем было бы весьма затруднительно поместиться на столь малом пространстве, где стояли металлическое кресло, крошечный письменный столик, а на стене была укреплена маленькая полочка, где стояла настольная лампа. Окно кабинета выходило во внутренний двор библиотеки, напоминавший узкий глубокий колодец, и это сходство еще более усиливалось оттого, что противоположная стена была, как говорится, «глухая», то есть без окон. Надо было бы буквально свернуть себе шею, чтобы, глядя из окна кабинета, увидеть крохотный кусочек неба, про которое сегодня с уверенностью нельзя было сказать, серое оно или бледно-голубое.
— Превосходно! Спасибо, — вежливо поблагодарил девушку Александр, хотя, сказать по правде, он был немного удивлен крайней теснотой кабинета. — Ну что же, я, пожалуй, сразу же и приступлю к работе. Не будете ли вы столь любезны, не принесете ли вы мне папку № 1, ту самую, что выдавали мне вчера в общий читальный зал?
— Сию минуту, — ответила девушка.
Он смотрел ей вслед, пока она твердым и решительным шагом удалялась по коридору, смотрел до тех пор, пока она не скрылась за бастионами книг. Затем, окинув меланхоличным взглядом окружающее его пространство, Александр сел за стол, куда он положил принесенные с собой карандаш и тетрадь с пометками, сделанными накануне. Откинувшись на спинку кресла, он скрестил руки на груди и стал ждать возвращения девушки. Тишина здесь царила полнейшая, ибо многочисленные «стены» из книг поглощали любые шумы и шорохи. А нет ли других исследователей в кабинетах поблизости? Это было маловероятно, и, во всяком случае, Александр не заметил по пути ничего подобного… Единственным живым существом в этом месте, по-видимому, была молодая женщина, имя которой уже ускользнуло из его памяти. Кстати, что-то она не спешит вернуться… но, быть может, ее что-то задержало, скорее всего она вынуждена исполнить какие-то другие свои обязанности… а быть может, она о нем просто забыла…
Александр полузакрыл глаза, глубоко вдохнул и ощутил сложный смешанный запах пыли, бумаги и клея, в котором ему предстояло жить и который он постепенно перестанет замечать. Он чувствовал себя странно спокойным, все тревоги и все радости куда-то отступили, стерлись, исчезли, словно он сам каким-то
