Николаев мертвы. Но Николаев неожиданно поднял окровавленную голову, оглянулся вокруг и закричал: «Я убил этого ублюдка!» Услышав голоса возвращавшихся людей, он вынул из кармана бритву и перерезал себе горло[530].
Материалы предыдущей главы позволяют утверждать, что здесь все неправда. Совещание в кабинете Чудова к 16 час. 30 мин. уже шло девяносто минут. Кирова не было в Смольном, он прибыл туда только в 16 час. 30 мин. После того как Киров и Николаев были обнаружены лежащими на полу, в коридоре были люди, Николаев не перерезал себе горло. Запорожец, который якобы первым высочил из кабинета Чудова, находился в этот момент в городе Сочи на Черном море, а Драуле никогда не работала стенографисткой в обкоме партии. Она вообще не работала в Смольном в это время, и нет никаких свидетельств, что она находилась в момент убийства в Смольном.
Позднее Лермоло встретила человека по фамилии Коршунов, который рассказал, что был свидетелем убийства Кирова. Его история Удивительным образом «подтверждает» некоторые детали рассказа Драуле, в т. ч. присутствие в Смольном Запорожца, и добавляет новые некорректные подробности. Ссылка Лермоло на двух независимых свидетелей, оба из которых рассказывают одну и ту же недостоверную историю, подтверждает, что ее версия является чистой ложью. Таким образом, нет никаких оснований доверять любой из ее более или менее фантастических историй, которые ей якобы рассказали во время заключения. И, разумеется, нет никаких подтверждений тому (как она уверяет), что ее допрашивал сам Сталин. Ее книга — еще один пример, что не следует доверять разного рода сенсационным «откровениям» о сталинской эпохе эмигрантов из Советского Союза. Но книга Лермоло использовалась в качестве источника сведений целым рядом историков, изучавшим убийство Кирова, в т. ч. и Эми Найт, которая написала работу уже в конце 1990-х гг.[531]
Кроме допроса Сталиным и другими партийными руководителями 2 декабря Николаев допрашивали также в Ленинградском управлении НКВД. На этом допросе Николаев не только подтвердил, что пытался покончить с собой после убийства Кирова, но намеревался сделать это с самого начала. Это подтверждается и записями в его дневнике[532].
Видимо, 2 декабря по этому делу проводилось не слишком много допросов. Однако днем позже были допрошены Николаев, Мильда Драуле, а также сводный брат Николаева, Петр Николаев. В этот же день были повторно допрошены Васильев и, возможно, Дурейко[533]. В середине дня Медведь издал приказ, запрещающий распространение информации о Николаеве. Вечером того же дня Медведь и другие руководители Ленинградского управления НКВД были отстранены от расследования дела, как мы уже знаем, смещены со своих постов и обвинены в халатном отношении к своим должностным обязанностям. Исполняющим обязанности начальника Ленинградского управления НКВД был назначен первый заместитель наркома НКВД Агранов. Из Москвы его сопровождала группа следователей — Миронов, Заковский, Люшков и некоторые другие[534]. В ходе расследования убийства Кирова Люшков станет важным свидетелем последующих событий. По приказу Сталина общий надзор за следствие осуществлял Ежов; в частности, он отвечал за проверку на предмет возможного участия в убийстве местных сотрудников НКВД, а также бывших оппозиционеров[535].
В день прибытия Сталина в город ему был представлен доклад о расследовании дела Ленинградским управлением НКВД. Данный доклад касался ведущейся с 1933 г. агентурной разработке «Свояки», цель которой заключалась в выявлении возможных связей между сторонниками Каменева и Зиновьева, с одной стороны, и сторонниками Троцкого, с другой стороны. Название этой агентурной разработки происходило из семейной связи Каменева с сестрой Троцкого. В рамках этой разработки руководство Ленинградского управления НКВД составило список бывших участников зиновьевской оппозиции, на основе которого позднее производились аресты зиновьевцев[536].
На пленуме ЦК партии в феврале—марте 1937 г. Ежов заявил, что Сталин, поручая ему это дело, приказал ему искать убийц среди зиновьевцев. Тем не менее следователи НКВД полагали, что виновников убийства необходимо искать за границей. Поначалу отношения между московскими следователями и их местными коллегами были довольно напряженными. Так, ленинградские следователи сначала отказывались предъявлять москвичам документы следствия. В дело был вынужден вмешаться сам Сталин, который позвонил Ягоде и строго предупредил его о недопустимости такой ситуации [537].
Нет никаких сомнений в том, что Сталин принял решение обвинить в убийстве Кирова зиновьевцев. Однако
В своих предположениях Яковлев исходит из заявления Бухарина на расширенном пленуме ЦК партии в январе 1937 г. Бухарин утверждает, что всего через один день после убийства («если не ошибаюсь») он уже знал, что Николаев был зиновьевцем. Сталин сказал ему об этом после того, как Бухарин был вызван на заседание Политбюро[539]. В то время Бухарин занимал пост главного редактора официальной советской правительственной газеты «Известия». Одновременно с ним на Политбюро был вызван и Лев Мехлис, главный редактор «Правды», газеты ВКП(б).
На вышеупомянутом пленуме ЦК Сталин подтвердил содержание своей беседы с Бухариным. Тем не менее он утверждает, что это произошло не ранее его возвращения в Ленинград[540]. Кирилина полагает, что Бухарин, должно быть, ошибается со временем: 2 декабря Сталин находился в Ленинграде, а Бухарин был в Москве. Таким образом, они никак не могли встретиться на заседании Политбюро в этот день[541]. Однако вполне можно представить себе, что Сталин мог вызвать Бухарина на заседание Политбюро из Ленинграда
Другие данные также показывают, что Сталин не планировал использовать это убийство, как предлог для удара по зиновьевцам. Предположительно, 3 декабря Сталин сказал во время беседы Медведю и Фомину следующее: «Убийство Кирова — это дело рук организации, но какой организации, сейчас трудно сказать»[544]. Уже 4 декабря в своем докладе Сталину Агранов специально называет Котолынова и Шатского не «зиновьевцами», а, соответственно, «троцкистом» и «анархистом»[545]. По всей видимости, Сталин решил обвинить в убийстве Кирова зиновьевцев только спустя несколько дней. Таким образом, все это ослабляет версию об организации убийства Сталиным.
Протоколы допросов — весьма проблематичный источник информации. Зачастую обвиняемые (если они виноваты в преступлениях) сначала делают все возможное, чтобы отвести от себя обвинения. Но когда им предъявляют доказательства, знакомят с показаниями свидетелей, указывают на противоречия в их ответах и т. д., они могут частично или полностью изменить свои показания. Если подследственный невиновен, то существуют три возможных линии его поведения. Он или попытается скрыть любые признаки своего участия в преступлении, или же сочтет за лучшее доказать свою невиновность, выложив все карты на стол (в этом случае ложь ему ничего не принесет). Есть, однако, и третий путь: если ему
