мероприятий», которые мы так опрометчиво разрешили шесть месяцев ранее. Почему они пошли на восток под часовней, а не выбрали кратчайший путь наружу – прямо на север? Мы сочли, что они допускали существование склепа.
В конце часовни туннель шел вертикально вниз более двадцати футов, проходя под фундаментом, после чего снова поднимался к крутому склону парка. Я пролез до самого конца. Над моей головой время от времени раздавались шаги караульных, марширующих туда-сюда. Оставалось пройти еще около тридцати футов. Земля была мягкая и легко поддавалась. Мы успели как раз вовремя.
Французы были уверены, что о туннеле проговорились некоторые из их соотечественников, недавно переведенных в Эльстерхорст, но это была неправда. Обстоятельства начала нашей инспекции башни с часами в то утро свидетельствовали о том, что мы абсолютно не имели представления, что нас там ждало. Мы отнюдь не ожидали найти вход в туннель прямо под крышей. Если нам и вправду бы намекнули об этом, мы хотя бы расставили часовых на каждом этаже подле замурованных входов в башню. Эта находка представляла собой одну из тех счастливых случайностей, что иногда происходят, когда человек довольно долго следует здравому принципу. В этом случае нашим правилом было медленно и методично приближаться к подозреваемому опасному месту, игнорируя отсутствие результатов вплоть до окончания поисков, будь они успешными или нет. Это была поистине находка – на этот туннель, должно быть, ушло по крайней мере шесть месяцев работы. Мы все ликовали – особенно комендант. В награду он разрешил нашему поисковому комитету особое увольнение и в порыве щедрости включил в список бенефициаров и солдата, нашедшего вход в подвале!
Глава 7
Сверхуверенность подорвана
Возможно, общая реакция бешенства и беспомощной ярости на обнаружение туннеля в часовне, в особенности среди французских офицеров, и спровоцировала инцидент, включавший лейтенанта Веркеста из бельгийской группы. Однажды утром этот офицер зашел слишком далеко в своем отказе отдать честь дежурному офицеру и вытащить руки из карманов, когда ему приказали это сделать. Это произошло во время построения и в присутствии других офицеров. Назначили военный суд по обвинению в неподчинении приказу. Местный адвокат, бывший военнопленный из Англии, взял на себя обязанности защиты. Слушание было назначено на март, а до тех пор Веркест оставался под арестом.
Тем временем мы долго и громко препирались с пленными по поводу ремонта, который необходимо было сделать в башне с часами, под часовней и на чердаках. Кто заплатит за это и за уборку нескольких тонн камня? Местный подрядчик запросил двенадцать тысяч марок (почти тысячу фунтов стерлингов) за уборку! Кстати, ему нужно было еще и залить дыры цементом. Комендант произвел вынужденный сбор из зарплаты всех заключенных. Заключенные имели право на половину их оклада на родине (15 марок за английский фунт). Эта сумма выдавалась им в лагерных марках – незаконное платежное средство. Швейцарское государство хранило настоящие наличные деньги, которые и мы и союзники выплачивали в поддержку лагерных денег, выпускаемых с обеих сторон. ОКБ вмешалось в спор по поводу туннеля по требованию заключенных и запретило данный коллективный штраф. Они приказали возместить эти суммы, заявив, что это было коллективным наказанием и комендант не имел права его осуществлять. Они сказали, что, согласно Женевской конвенции, это было незаконно. Сначала мы было потеряли свой престиж, но скоро вновь обрели его, а вместе с ним и наши деньги, благодаря счастливой интерпретации той же конвенции, поддержанной на этот раз солдатиками ОКБ, мнящими себя специалистами по военному праву.
Мы использовали доходы столовой, которые под конвенцией, как мы удачно заметили, могли быть использованы «на благо пленных». Несомненно, говорили мы, хорошо, что крыша не обвалится на них, а пол в столь ценимой ими часовне не рухнет под ними! Против этого ничего не возразишь!
Что же касается оборонительных мер – мы закрыли часовню на неопределенный срок. Она была использована не по назначению. Мы также вкопали микрофоны через каждые тридцать футов вокруг всех бараков. Внушительное количество новеньких инструментов, найденных нами в башне с часами, снова показало, что взяточничество и коррупция в караульной роте процветали. ОКБ приказало ее расформировать.
Можно было бы подумать, что потеря английского выхода под сценой и французского туннеля под часовней плюс ужасающий холод (20 градусов ниже нуля) приуменьшит стремление пленных к активному сопротивлению. Далеко не так! Год или два тюремного заключения не обязательно сломят дух человека. Многие действительно сдаются и опускают руки. С другой стороны, некоторые явно извлекают пользу из полученного опыта.
В январе случился побег с неожиданной для нас стороны. Медицинский и религиозный персонал считались в некоторой степени привилегированными по Женевской конвенции. Мы позволяли врачам и священникам, а также сотрудникам Красного Креста выходить за пределы парка для упражнений. Они отправлялись на прогулки в лес Кольдица, скорее «эскортируемые», нежели охраняемые одним конвоиром. Мы были уверены, что они не будут пытаться бежать. Однако неугомонный французский священник Жан- Жан и их врач Леге устроили пробег из леса. Группу из пяти человек охранял только один конвоир, и он, разумеется, не смог их остановить. Прежде чем их снова поймали, они добрались аж до Саарбрюккена. Оба были одеты в гражданскую одежду и имели при себе поддельные бумаги и немецкие деньги. Этот побег, сочли мы, явился грубейшим нарушением доверия. В любом случае, привилегированные или непривилегированные, эти двое получили свои законные двадцать один день камер без разговоров!
Заключенные неустрашимо продолжали регулярные попытки бежать. Надеясь извлечь пользу из всех недавних треволнений, голландский кадет-офицер Линк почти сумел выбраться из замка в телеге с мешками, набитыми пустыми картонными коробками из-под посылок. Ординарцы были в курсе, но, как они ни старались, мешок, в котором спрятался Линк, им пришлось нести вдвоем. Все остальные были достаточно легки и для одного. Унтер-офицер на складе с посылками был начеку – и Линка поймали.
Помня о побеге трех французских офицеров на Рождество от городского дантиста, мы решили, что дантисту будет безопаснее самому приходить в замок. Однажды его шляпа и меховое пальто были украдены ждущими «пациентами». После долгих пререканий мы возместили ущерб в 320 марок из прибыли столовой. Несомненно, «к их выгоде» иметь доступную стоматологическую помощь! ЛО-1, как обычно, хорошо повеселился по этому поводу. «Это пальто стоит 320 марок, – объявил он, – следующее будет стоить тысячу».
Отсутствие дисциплины в лагере играло важную роль в холодной войне между личным составом и пленными. И основным виновником был ЛО-1. Мы нередко спорили на эту тему. Как старший дежурный офицер, не начал ли он еще в 1940 году «не с той ноги»? Мы понимали, что именно он задавал тон нашим отношениям с самого начала и что это было абсолютно неверным тоном. Кроме того, он любил выпить, и все, пленные и мы сами, знали это. Несколько раз в столовой возникали по поводу него перебранки, и в конце концов, хотя он прекрасно ладил с комендантом, его повысили до должности заместителя коменданта. В то же время его самый заядлый критик, ЛО-4 получил назначение в город – отныне он отвечал за индийских заключенных в лагере Schutzenhaus.
Теперь основная тяжесть контакта с «плохими мальчиками» легла на мои плечи. Для начала у меня были три переклички и несколько споров в день. Я выполнял эту работу, пока ЛО-1 находился в отпуске, и вскоре после его возвращения и продвижения очутился в его шкуре в качестве нового дежурного офицера номер 1.
Когда Муссолини и Хорек вернулись из своего особого увольнения после нашего недавнего успеха, в нашем списке «незанятых помещений» оставалось еще одно место, которое мы не успели посетить. Это было нечто вроде контрфорса на восточной внешней стене замка. Он выглядел скорее как шахта лифта или внешняя лестница, пристроенная сбоку дома. Я спросил казначея, знавшего это место еще до войны как психиатрическую лечебницу, была ли это цельная или полая конструкция. «Она цельная, – ответил он. – Я знаю это место с детства. Я был везде в этом замке. Вы не можете попасть внутрь».
Однако, прежде чем мы успели обыскать эту последнюю возможную брешь в нашем списке, заключенные доказали нам, что наш список был не полным!
21 февраля приходилось на субботу, время легкой релаксации. Но нет!
Караульный во дворе сообщил о нехватке прута на крайнем внутреннем окне британской длинной комнаты, над столовой. Наш дежурный офицер и Хорек отправились туда, чтобы осмотреть щель. На самом
