С 2003 года объект зарабатывает на жизнь в качестве «свободного военного советника» с базой в Абу-Даби. На практике предположительно выступает в роли наемного убийцы.
По данным французской разведки, начиная с 2006 года объект работает на неустановленного работодателя в Саудовской Аравии.
Израильская разведка МОССАД, несмотря на неоднократные попытки, не сумела подтвердить личность работодателя объекта, которым предположительно является шейх Ибрагим аль-Джамиль ибн Закийи ибн Абдулазиз аль-Филастини.
— Теперь мы, по крайней мере, знаем, кто он, — говорю я.
Я пытаюсь скрыть ужас под наигранным равнодушием.
Капитулировать мне даже не приходит в голову. Наоборот, во мне растет упрямое желание одолеть своих противников в бою. Одолеть тех, кто очевидно сильнее. Одолеть палача по имени Хассан. Я упрям как осел. Человек здравого ума, вероятно, уже сдался бы. Но я? Ни за что! Глубоко внутри меня сидит, ссутулившись, какой-то упрямец, который страшно любит добиваться ответов на заданные вопросы и готов разобрать все часы на свете, лишь бы выяснить, что собой представляет время. Любопытство и упрямство владеют мной сильнее, чем испуг.
Рагнхиль смотрит на меня так, как когда-то смотрела мама.
— Будь осторожен, Бьорн, — говорит она.
Мне выдают «тревожную кнопку».
Несколько дней меня будет сопровождать мой личный телохранитель — полицейский с наушником в одном ухе, в солнцезащитных очках и с настороженным взглядом.
Кроме того, мне вернули компьютер. Программы, которые Хассан и его люди каким-то образом инсталлировали, таким же странным образом сами себя уничтожили или же сделались невидимыми среди прочих программ. Единственное, что удалось установить, — это то, что компьютер был в контакте с сервером в Карибском регионе, который, в свою очередь, имеет связь с сервером в Абу-Даби.
В университете я занимаю кабинет коллеги, который сейчас находится в отпуске. Телохранитель сидит на стуле в коридоре и читает газету «Верденс Ганг», томясь в ожидании появления посланников Республиканской гвардии.
А я тем временем звоню Трайну в Исландию.
По голосу я слышу, что его что-то мучит. Он пытается подобрать слова, которые представили бы его не в слишком плохом свете. Говорит, что ощущает за собой слежку. Кто-то постоянно наблюдает за ним, перелистывает его бумаги, когда он уходит по делам, рыщет по дому в его отсутствие. Он говорит об этом со смехом, но тем самым еще больше убеждает меня в том, что Трайн беспокоится, не буду ли я о нем плохо думать.
Я рассказываю о Хассане. О полицейском, сидящем в коридоре и охраняющем меня. Обо всем, что случилось после моего возвращения в Норвегию. И я прошу его позвонить в полицию.
— Они охотятся за нами, Трайн, — говорю я.
Звук такой, будто он попытался проглотить целиком яйцо.
— Вообще-то, я надеялся, что это только мои фантазии.
— «Свитки Тингведлира» в надежном месте?
— Да. Мы их переместили в…
— Стоп! Ничего не говори.
— Но…
— Телефон, возможно, прослушивается.
Он замолкает. Надолго.
В конце мы договариваемся, что я перезвоню ему по телефону одного из его коллег с другого телефона в моем институте.
На более надежной линии Трайн рассказывает, что ученые из Института Аурни Магнуссона перевезли «Свитки Тингведлира» в лабораторию на выставке древних рукописей в Доме культуры в центре Рейкьявика, причем на всякий случай сообщили, что там будет проходить реставрация фолианта XV века
Голос Трайна дрожит от гордости — он осуществил операцию прикрытия: в главном зале Института Аурни Магнуссона в обстановке величайшей секретности четыре студента-археолога работают над копией XVIII века «Круга земного» Снорри Стурлусона.
— Твои сотрудники уже обнаружили что-нибудь новое относительно «Свитков Тингведлира»? — спрашиваю я.
— На первый взгляд это список Библии.
— Что значит «на первый взгляд»?
— Ну, — помедлил он, — в одной колонке помещен текст на коптском языке. Другая колонка написана на древнем варианте иврита, который называют классическим, или библейским, ивритом. Перевод на коптский язык расположен рядом с оригиналом, написанным на иврите. На древнем иврите написан Ветхий Завет. Язык этот не очень отличается от современного иврита. Есть небольшие различия в грамматике, и стиль в прежние века был более архаичным.
— Но верно ли, что
— Переводчики пока в растерянности. Вероятно, это альтернативный манускрипт. Части текста представляют собой копию книг Моисея. Другие фрагменты совершенно неизвестны. Мы еще не очень далеко продвинулись в переводе. Пока что мы сделали пробные переводы из разных мест документа.
— И что?
— Если честно, я не знаю, что и думать. Возможно, все это совершеннейшая чепуха. Либо шутка монаха-еретика или переписчика, который позволил себе вольности при переписывании Библии. И даже если текст окажется неточным переводом книг Моисея, я не знаю, что об этом думать.
— Почему?
— Если бы список был на тысячу лет старше, мы имели бы в руках мировую сенсацию.
— Вопрос состоит в том, что это был за оригинал, положенный в основу этих свитков?
— А вот этого-то мы никогда не узнаем.
Я рассказываю ему о визите к Адельхейд. Мы несколько минут заняты обсуждением священной геометрии. Наши аргументы возвращают нас к египтологии и мифологии. Эта связь увеличивает сумятицу. Какое отношение Египет имеет к истории норвежских викингов и к Снорри? Думая о Египте, я представляю себе Клеопатру в тени пирамид. Но когда Клеопатра вошла в мировую историю со своими соблазнительными глазами, пирамидам в Гизе было уже 2500 лет, а Египет как великая держава находился на последнем издыхании. Создание Египетского государства состоялось на 5000 лет раньше. В течение трех тысяч лет Египтом правили фараоны, чьи имена давно забыты, и те могущественные цари, чьи имена до
