другие времена, но еще свежи были в памяти события недалекого прошлого.
С другой стороны, в вооруженных силах произошли положительные сдвиги: укрепилась дисциплина, сократилось число чрезвычайных происшествий, улучшились материальное довольствие и условия службы. Все это так или иначе связывалось с именем Жукова, работало на его авторитет. Конечно, не все в армии относились к маршалу с пиететом, но большинство строевых офицеров, да и солдаты, были удовлетворены тем, что во главе вооруженных сил стоит не паркетный генерал, а герой Великой Отечественной войны. Жуков пользовался уважением и у значительной части гражданского населения. По этим причинам власти боялись широкого обсуждения вопроса о министре обороны. Оно могло принять нежелательную, опасную для инициаторов гонений форму. Чтобы ослабить негативную реакцию, сообщение о его снятии предполагалось дать неожиданно, перед октябрьскими праздниками, после планировавшегося запуска второго искусственного спутника Земли.
Сталинские приемы расправы с неугодными деятелями отчетливо прослеживаются в форме и характере выдвинутых против Жукова обвинений. Для того чтобы выказать министру обороны политическое недоверие и вывести из состава ЦК и Президиума ЦК, необходимо было дискредитировать его и как личность, и как политика. Жукову были предъявлены серьезные обвинения, в первую очередь, в подготовке захвата власти и установления личной диктатуры. Такие деяния могли быть квалифицированы как государственная измена и в соответствии с действовавшим в те годы законодательством караться высшей мерой наказания.
Подавляющее число обвинений было голословным и нелепым. Свои предположения члены Президиума ЦК выдавали за намерения Жукова, которые, в свою очередь, преподносились как действия. Не было приведено каких-либо серьезных аргументов и конкретных фактов. Скудный перечень прегрешений министра обороны, озвученный Хрущевым еще накануне пленума, так и не был пополнен.
Не все получилось так, как задумывали организаторы пленума. В сценарий приходилось вносить поправки по ходу спектакля. Отсутствие доказательств не позволило выстроить обвинения в убедительную линию, свидетельствующую об антигосударственной или антипартийной деятельности маршала. Жуков получил, — как он потом напишет, — «политический расстрел», а ему готовили расстрел физический.
Первому секретарю и членам Президиума ЦК приходилось лавировать, в чемто уступать, от чего-то отказываться. Это показала генеральная репетиция пленума. Ею стало устроенное в Кремле собрание партийного актива центральных управлений министерства обороны, Московского военного округа, Московского округа ПВО, на котором присутствовали члены Президиума ЦК, командный состав вооруженных сил, крупные политические работники военных округов, флотов, но не присутствовал Жуков.
Обычно такие собрания проводились после пленумов Центрального Комитета партии для одобрения их постановлений. Здесь же была развернута интенсивная подготовка командного состава и политработников к предстоящим партийным решениям.
Глухое неодобрение позиции начальника ГлавПУРа Желтова со стороны командующих заставило Хрущева резко отмежеваться от его слов о приниженной роли армейских политработников. Первому секретарю пришлось, ссылаясь на права партии, пуститься в пространные рассуждения об усилении партийной работы в армии. Не случайно всего несколько дней спустя, на пленуме, вспомнили о диктатуре пролетариата, а по существу о диктатуре партии. Все это свидетельствовало о том, что Президиуму ЦК так и не удалось выработать формулу, которая бы, с одной стороны, удовлетворяла желаниям о наиболее полном контроле над армией, а с другой, сохраняла в вооруженных силах единоначалие.
Несмотря на то, что партактив единодушно одобрил постановление Президиума ЦК от 19 октября 1957 г. об улучшении партийно-политической работы в армии, среди участников актива нашлись люди, которые осмелились высказать, хотя бы косвенно, иное мнение. Хрущева неоднократно спрашивали, как могло получиться, что вопрос о Жукове обсуждается в его отсутствие? Было проявлено и открытое несогласие с той кампанией, которая развернулась против министра обороны. В речи начальника Главного управления кадров Министерства обороны Кузнецова прения были оценены как «пускание пузырей», то есть как пустое дело. Хрущев пытался объяснить это проявлением подхалимства перед Жуковым.
Да и на самом пленуме не все складывалось гладко для партийной верхушки, хотя первый секретарь, как главный постановщик партийного спектакля, активно вмешивался в его ход. По обыкновению Хрущев перебивал ораторов репликами, пытаясь поддержать сфальсифицированные либо бездоказательные обвинения, выдвигавшиеся против Жукова, собственным авторитетом, направить обсуждение в нужное русло.
Не «вписался» в уготованную ему роль сам обвиняемый. В соответствии с традицией, а подобного рода «проработочных» форумов было немало в истории КПСС, маршал должен был признать свою вину и смиренно покаяться. Поведение Жукова рушило заготовленный сценарий. Перед собравшимися выступил не «подсудимый», сломленный тяжестью несправедливых обвинений, а человек с чувством собственного достоинства, желавший объяснить свои действия и установить истину. Его речь произвела большое впечатление на высший командный состав, приглашенный на пленум. Не случайно Хрущев, ссылаясь на регламент, попытался прервать маршала.
После выступления Жукова многие из предъявленных ему обвинений, казалось, рассыпались на глазах. Но существовал сценарий пленума, и выступающие сделали вид, что ничего не слышали. Не реагируя на доводы Жукова, члены Президиума ЦК и другие ораторы, передергивая и искажая факты, повторили то, что было задумано. Более того, при подготовке стенографического отчета пленума к печати многие из них — прежде всего Брежнев и Фурцева — переписали тексты своих выступлений, задним числом они обвинили маршала во всех смертных грехах, тем более что ответить им он уже не мог.
По сталинскому рецепту партийная верхушка стремилась повязать круговой порукой высшее военное командование. На пленуме из 60 представителей генералитета, участвовавших в его работе, выступили 16 человек, причем около половины из них не входили в состав ЦК и были приглашены специально. Список выступавших отчетливо высвечивает критерии их отбора: авторитетное имя, способное освятить обвинения, и наличие каких-либо обид на бывшего министра обороны. (Только как стремление прикрыться чужим авторитетом можно расценить публикацию в «Правде» подготовленной в ГлавПУРе статьи за подписью Конева.) Все же, несмотря на усилия партийного руководства, главное обвинение — в заговоре с целью захвата власти — не было поддержано армейским командованием. В то же время речи некоторых соратников Жукова по войне далеки от понятий об офицерской чести.
Хрущев вел дело к тому, чтобы инкриминировать маршалу попытку организации государственного переворота. Планировалось не просто убрать его с политической арены, но, по выражению секретаря Горьковского обкома партии Игнатова, «вышибить» из Президиума и состава ЦК. Однако в течение четырех заседаний первый секретарь и его окружение так и не смогли доказать, что у Жукова были подобные помыслы. Тем не менее эти обвинения нашли отражение в постановлении пленума.
Стенограмма октябрьского (1957 г.) пленума ЦК КПСС и другие его материалы, впервые публикуемые в данном издании, неопровержимо свидетельствуют: для подтверждения правомерности репрессий против Жукова не было приведено каких-либо убедительных фактов. Озвученные на партийном форуме доказательства были грубо сфальсифицированы, основывались на искажениях, передержках, подтасовках и оговорах.
Расправа с Жуковым — не единственная попытка усилить контроль над армией в годы правления Хрущева. Это подтвердил впоследствии он сам, вспоминая, как снимали с должности заместителя министра обороны — главнокомандующего ВМФ Кузнецова. По мнению Хрущева, адмирал вел себя на заседании Президиума ЦК дерзко, подавал резкие реплики. Его понизили в звании и затем отправили в отставку, чтобы «дать почувствовать некоторым строптивым военным, не допустить «бонапартовских настроений».
Жуков не в первый раз стал жертвой репрессий. В 30-е годы он по счастливой случайности избежал ареста по политическим мотивам в ходе сталинской чистки армии. В доносах сообщалось о его «хорошем отношении к врагам народа «. Сразу после Отечественной войны Жуков оказался на краю гибели, попав в немилость к тирану, который вновь плел интриги против армейской верхушки. Предъявленные обвинения в злоупотреблении служебным положением явились удобным поводом устранения маршала из большой политики. И вот опять, десятилетие спустя, новый партийный вождь отправил Жукова в опалу, выдвинув, в отличие от своего предшественника, обвинения прежде всего политического характера.
Октябрьский пленум стал реакцией на июньский, где, по мнению сталинистов, слишком далеко зашли в критике сталинщины. Если в июне участники пленума при упоминании о наиболее вопиющих злодеяниях
