продолжаем путь.
— В качестве исходной точки надо взять бунт иудеев, — рассказывает он. — Падение Иерусалима и разрушение римлянами Второго Храма в семидесятом году. И самосознание иудеев после этого позорного поражения. Самые ожесточенные бунтовщики сбежали в крепость Масада, что находится на побережье Мертвого моря. Когда римские солдаты захватили крепость, они там в живых никого не нашли. Абсолютно никого. Все покончили жизнь самоубийством, только бы не сдаваться римлянам. И вот так Масада стала символом иудейской чести.
— Хотя они потерпели поражение?
— Да, но в то же время поражение, встреченное с гордостью и бесстрашием. Их было мало. Перевес противника слишком велик. Но подавленное восстание создало почву для сомнений и у иудеев, и у новых христиан. Им был необходим ответ. Иерусалим разрушен. Храм в руинах. Где был их Бог? Чего Он хотел? Что Он проповедовал? Без Храма как места собраний прежние священники потеряли основы своей власти.
— Но кто-то же был у власти.
— Конечно. Это были фарисеи, то есть раввины. Они заполнили ту пустоту, которая осталась после ухода священников. И раввины привели иудеев к сегодняшнему дню.
— А христиане?
— Христиане тогда еще не отделились от иудеев. Христиане были, если это вообще возможно, в еще большем смятении. Куда пропало обещанное Царство Божье? Где их Мессия? На эти вопросы попытался ответить Марк. Он создал свое Евангелие в семидесятом году до Рождества Христова. Его Евангелие было самым первым, хотя и стоит вторым в Новом Завете. Но он написал его через сорок лет после смерти Иисуса. А это большой срок.
Мы останавливаемся. Петер закуривает сигару, потом поворачивает ее и рассматривает огонек, описывая в темноте круги.
— Все эти годы история Иисуса передавалась из уст в уста в форме преданий и гимнов, — продолжает он. — Христиане в маленьких общинах сидели при свете костра или горящего очага и пересказывали то, что им раньше рассказали другие. Кто-то немножко изменял детали. Немножко убавлял. Немножко прибавлял. Рассказывали притчи про Иисуса. Рассказывали о чудесах. О его словах и поступках. Делились воспоминаниями. Так факты обрастали легендами, мифами и песнопениями.
Где-то неподалеку начинает грохотать дизельный агрегат оросительной системы.
— Одни ученые полагают, что Марк работал в Риме, другие — что в Александрии или Сирии. Но все согласны, что Марк и его читатели находились в эмиграции, вне своей родины. И что они не очень хорошо были знакомы с иудейскими обычаями.
— Они были чужаками.
Петер задумчиво кивает:
— В известном смысле. Эти люди искали свои корни. Евангелие от Марка было написано довольно скоро после неудачного восстания. Представь себе их настроение! Они были в отчаянии. В бешенстве! Им была нужна новая вера, новая надежда. Подобно Иисусу на кресте, читатели Марка чувствовали себя покинутыми своим Богом. Над ними издевались, их презирали.
— И они обратились к Марку в поисках утешения?
Он глубоко втягивает табачный дым, а затем, выпуская его, отвечает:
— Марк воспринимал себя как утешителя. Того, кто мог собрать иудеев вместе и внушить им надежду. Многие испытали на себе варварство римлян.
В роще дует приятный ветерок. Он приносит с собой слабые запахи, которые слегка заглушают запах табака.
— В соответствии с духом времени он создал загадочный, мистический, божественный образ Иисуса. У Марка Иисус не бунтовщик, каким его видели многие до восстания. Личность Иисуса приобретает гораздо больший масштаб. Здесь кроется причина того, что историки религии называют секретом Мессии.
— И что это значит?
— Люди должны чувствовать, но не понимать, кто он. Иисус должен быть словно бы в тумане. Только Иисус знает, что должен делать Иисус. Его задача на земле состоит не в том, чтобы творить чудеса. В те времена чудеса мог устраивать любой знахарь. Но только Иисус знал, что он Сын Человеческий. Он прибыл на землю, чтобы страдать и умереть. Чтобы спасти род людской.
— Это не пустяки, — комментирую я.
Петер держит сигару между пальцами и втягивает дым, глаза прикрыты. Внизу, в институте, в одной из комнат выключают свет, а в другой — включают. Я замечаю за занавеской силуэт человека. Петер вынимает из кармана фляжку и протягивает ее мне. Фляжка полная. Я делаю глоток и передаю ему. Он смотрит в пространство, отпивает, возвращает мне.
Он произносит:
— Читатели Матфея были другими. Матфей был иудеем и христианином и написал свое Евангелие через пятнадцать лет после Марка. Он прочитал написанное Марком и б
Мы оба хихикаем.
— Матфей пытается создать образ Иисуса, напоминающий Моисея, — объясняет Петер. — У него Иисус обращается к своему народу со скалы, как это делает и Моисей, и произносит пять проповедей, что совпадает с пятью книгами Моисея. И все же, думаю, Матфей хотел, чтобы читатели видели в Иисусе фигуру более могущественную, чем Моисей. Если у Матфея фарисеи так сильно выделены, то это потому, что читателей Матфея раздражали как раз фарисеи. Их власть усилилась после восстания. Фарисеи и христиане спорили о путях развития иудаизма.
Петер делает короткую паузу и тихо вздыхает. Он смотрит на сигару, гасит ее и отбрасывает окурок.
— Предстояло еще одно восстание иудеев, которое раз и навсегда должно было отделить иудеев от христиан, — рассказывает он. — Через шестьдесят лет после Масады, в сто тридцать втором году, вождь иудеев Бар-Кохба поднял еще одно восстание против римлян. Он называл себя наследником царя Давида и новым Мессией. Среди иудеев начались метания. Это его они ждали? Появился их Спаситель? Многие примкнули к новому герою. Но не христиане. У них уже был свой Мессия. Бар-Кохба привел своих сторонников к пещерам неподалеку от Масады. Римляне нашли укрытие и окружили его. Некоторые иудеи сдались. Другие умерли от голода. В Пещере Страха археологи недавно нашли сорок скелетов женщин, детей и мужчин. В Пещере Письма найдено письмо Бар-Кохбы, из которого следует, что он надеялся выстоять. Не получилось. С Бар-Кохбой умерла надежда иудеев на нового Мессию.
— А христиане?
— Они ждали, когда Иисус вернется, как он и обещал.
— Но ничего не происходило?
— Абсолютно ничего. И у христиан, и у иудеев надежда на Царство Божье становилась все более призрачной, все более духовной, все менее реальной. Можно сказать, что христианство имеет двух основателей: Иисуса, с его сердечным и, по сути дела, простым учением, и апостола Павла, который превратил Иисуса в мифологическую, божественную фигуру и придал его учению религиозный и духовный характер.
— Но если Иисус был только политической фигурой, то исчезает фундамент христианства, — удивляюсь я.
— И один из краеугольных камней культурного наследия западной цивилизации.
Размышляя об этом, мы стоим и смотрим в темноту. Где-то раздается свист. Сначала я не могу понять, откуда идет звук. Петер начинает шевелиться.
— Пейджер, — извиняется он, улыбаясь.
