Настольная книга сталиниста

латышская». Но зато наконец сообщил дату первого визита к латвийскому консулу — 21 или 22 сентября 1934 г.

Таким образом, чекисты не отказались, вплоть до окончания следствия, от «германского следа», от факта получения денег в консульстве. Однако более чем своеобразно интерпретировали данные, которыми располагали. Все переадресовали консулу Латвии. Весьма возможно, чтобы не вызвать ухудшения отношений с Германией, и без того непростых после прихода к власти Гитлера.

Медведь на допросах Николаева 1 и 2 декабря, а 3 декабря — сменивший его замнаркома НКВД Я. С. Агранов[12] упорно придерживались иной версии. Настойчиво добивались от Николаева признания, что он убил Кирова исключительно по личным мотивам. Из-за исключения из партии, вообще из-за неудовлетворенности жизнью. Благо, сама биография убийцы, обнаруженные у него письма, дневник давали тому предостаточно оснований.

Леонид Васильевич Николаев родился в Петербурге 18 мая 1904 г. Отец — кустарь, умер задолго до Октябрьской революции. Мать — Николаева Мария Тихоновна, 1870 г. рождения, беспартийная, работала уборщицей трамвайного парка. Жена — Драуле Милда Петровна, 1901 г. рождения, из крестьян Лужского уезда, член ВКП(б) с 1919 г. Двое детей — сын Маркс 1927 г. рождения и сын Леонид 1931 г. рождения. Проживал Николаев с женой и детьми по адресу — Ленинград, улица Батенина, дом 9/39, квартира 17.

В детстве Николаев был болезненным ребенком, до семилетнего возраста не ходил. Учился в Петрограде, школу — высшее городское училище — не окончил. Приблизительно с 12 лет был отдан в учение частнику-кустарю на Выборгской стороне. После Октябрьской революции опять «где-то» учился. В годы Гражданской войны уехал на Волгу, там в «каком-то сельсовете» был писарем. Вернулся в Петроград в 1922 г., работал в Выборгском райкоме комсомола, затем техническим секретарем комсомольской ячейки на заводе «Красная заря». В 1924 г. был направлен в Лугу заведующим общим отделом укома комсомола. Там познакомился с Милдой Драуле, работавшей в укоме партии, вступил с нею в брак в 1925 г.

С конца 1925 г. Николаев снова в Ленинграде. Работает на освобожденных комсомольских должностях в Конторучете, одном из научных институтов, на заводах «Красная заря», № 7 (бывший «Арсенал», культпропа-гандист цеховой ячейки), им. Карла Маркса. Осенью 1930 г. направлен в Восточносибирский край на хлебозаготовки. В начале 1931 г. Николаев вернулся в Ленинград, работал референтом оргинструкторского отдела обкома ВКП(б), заведующим финансовым сектором областного совета общества «Долой неграмотность», в 1932–1933 гг. — инспектором областной РКИ, с сентября 1933 г. по апрель 1934 г. — разъездным инструктором областного Истпарта, откуда уволен и где исключен из партии за отказ подчиниться решению о мобилизации «на транспорт» для работы в одном из политотделов какой- либо железной дороги. По апелляции 17 мая восстановлен Смольнинским райкомом ВКП(б) в партии, но со строгим выговором, занесенным в учетную карточку. 5 июня подал апелляцию в горком, но получил отказ. 3 августа послал апелляцию и письмо на имя Сталина в Москву, в ЦК ВКП(б), откуда ответ так и не получил.

Из показаний Драуле от 1 декабря: «С момента исключения его (Николаева. — Ю.Ж.) из партии он впал в подавленное настроение, находился все время в ожидании решения его вопроса о его выговоре в ЦК и нигде не хотел работать. Он обращался в районный комитет, но там ему работу не дали. На производство он не мог пойти по состоянию здоровья — у него неврастения и сердечные припадки».

Из показаний М. Т. Николаевой от 11 декабря: «В материальном положении семья моего сына Леонида Николаева не испытывала никаких затруднений. Они занимали отдельную квартиру из трех комнат в кооперативном доме, полученную в порядке выплаты кооперативного пая. Дети были также полностью обеспечены всем необходимым, включая молоко, масло, яйца, одежду и обувь. Последние 3–4 месяца Леонид был безработным, что несколько ухудшило обеспеченность его семьи, однако даже тогда они не испытывали особой нужды».

Из показаний Драуле от 1 и 3 декабря: «Читая книги, он делал иногда заметки, писал несколько раз свою автобиографию, причем один раз переписал ее печатными буквами. На мой вопрос для чего он это делает, он объяснил мне, что хочет, чтобы старший сын Маркс мог ее читать и изучать. Высказывал желание придать изложению автобиографии литературный характер, для этого читал Толстого, Горького и других авторов с целью усвоения, как он мне говорил, их стиля…

У него были настроения недовольства по поводу исключения его из партии, однако они никогда не носили антисоветского характера. Это была, скорее, обида за нечуткое, как он говорил, отношение к нему. В последнее время Николаев был в подавленном состоянии, больше молчал, мало со мной разговаривал. На настроение его влияло еще неудовлетворительное материальное положение и отсутствие возможности с его стороны помочь семье».

«Человек он нервный, вспыльчивый, однако эти черты особо резких форм не принимали. У него бывали иногда сердечные припадки. Истерических припадков не было. Он вел дневник. Последний раз я знакомилась с его дневником летом». «Сначала мы условились писать о детях, а затем дневник стал отражать упадочные настроения Николаева, который выражал тревогу по поводу материальной необеспеченности семьи… До августа 1934 г. я принимала участие в записях, в августе я находилась в отпуску в Сестрорецке, после отпуска не помню, принимала ли участие».

Из показаний Николаева от 16 и 17 декабря с пояснением содержания своих записей: «В письме «Мой ответ перед партией и Отечеством» я сравнивал себя с Андреем Желябовым, говорил: «Я веду подготовление (убийства Кирова. — Ю.Ж.) подобно Желябову»». «Уподобляя себя деятелю освободительного движения эпохи Екатерины Второй Радищеву, я писал (в дневнике. — Ю.Ж.), что «его сила была в том, что он не мог равнодушно молчать, видя непорядки»».

Но не только подобные, бесспорные факты давали все основания и дальше разрабатывать чисто бытовую версию мотива убийства Кирова. Казалось, даже судьба близких родственников Николаева складывалась как по заказу для подтверждения именно такой версии. Его единоутробный брат Петр Алексеевич, командир отделения батальона связи 58-го полка, расквартированного в Ленинграде, дезертировал 14 ноября. Он опасался ответственности за растрату 30 рублей, выданных ему на покупку трансформатора. Брат Милды Драуле, Петр Петрович, счетный работник 8-го отделения милиции Ленинграда, в апреле 1934 г. за растрату был осуждён, уже отбывал срок наказания в исправительно- трудовом лагере города Свободный, Дальневосточный край, на строительстве БАМа.

И всё же Агранов решительно отказался не только от весьма сомнительной по политическим мотивам «иностранной» версии, но и от бытовой, которая могла бы удовлетворить всех.

Политический «след»

Вечером 4 декабря, когда Сталин после поездки в Ленинград уже вернулся в Москву, направленность следствия резко изменилась. Оно впервые получило — «агентурным путем» — фамилии людей вне семейного круга Николаева, тех, с кем обвиняемый более десяти лет назад работал в Выборгском райкоме комсомола. Более того, в тот же день и сам Николаев подтвердил «агентурные данные». «Вопрос: какое влияние на ваше решение убить Кирова имели ваши связи с оппозиционерами-троцкистами? Ответ: на мое решение убить Кирова повлияли мои связи с троцкистами Шат-ским, Котолыновым, Бардиным и другими».

Получив такое «признание», Агранов незамедлительно сообщил в Москву Сталину и Ягоде: «Выяснено, что его (Николаева. — Ю.Ж.) лучшими друзьями были троцкист Котолынов Иван Иванович и Шатский Николай Николаевич, от которых многому научился. Николаев говорил, что эти лица враждебно настроены к тов. Сталину. Котолынов известен Наркомвнуделу как бывший троцкист-подпольщик. Он в свое время был исключен из партии, а затем восстановлен. Шатский — бывший анархист, был исключен в 1927 г. из рядов ВКП(б) за контрреволюционную деятельность. В партии не восстановлен. Мною дано распоряжение об аресте Шатского и об установлении местопребывания и аресте Котолынова. В записной книжке Леонида Николаева обнаружен адрес Глебова-Путиловского. Установлено, что Глебов-Путиловский в 1923 г. был связан с контрреволюционной группой «Рабочая