плохого будущего для моей страны. Я просто хочу сказать вам, что вы хотите все сделать не просто лучше, а лучше лучшего, учесть все, избежать всего, даже того, что еще неизвестно, есть оно или нет. И поэтому вы переживаете, мечетесь и боитесь. Совесть и желание сделать все хорошо – это прекрасные качества. Но вот вечное опасение сделать что-то нехорошее и перфекционизм – это фобии, Иван Андреевич, а они до добра не доводят.
– Где-то я уже это слышал, – прищурился Струев, – не Суворов ли вам это напел?
– А сколько вы мне всего успели напеть? – улыбнулся в ответ Ясногоров. – Ладно, мы будем продолжать?
У Струева в кармане пискнул коммуникатор. Он достал его и приладил на ухо.
– Здесь Струев. Да, а ведь ночи уже стали короче… Да, хорошо. Понял. Жду. Вот, – повернул он голову к Ясногорову, – через три минуты здесь будет Никитин. Так что пока перерыв. Пойдемте кофе выпьем.
– Ну да, а потом вы меня на пару мутузить станете. Что ж, веселенькая неделька после Рождества…
Они вышли из комнаты в соседнее помещение, оборудованное под кухню. Оперативник, дежуривший в нем, молча вышел через другую дверь.
– Я, знаете ли, предпочту чай, – сказал Ясногоров, – а то от кофе у меня, я чувствую, скоро мозги набекрень встанут и без ваших фокусов.
Никитин ввалился в помещение, расстегивая на ходу пуховик, весь бодрый и раскрасневшийся с мороза.
– Здравствуйте, дорогие! – чуть ли не крикнул он, сбрасывая с себя верхнюю одежду. – Эх, прошелся я по снежку. Милое дело! Чтобы внимания не привлекать, машину пришлось оставить чуть ли не в центре городка. Хороша все-таки эта импортная одежка и обувка!
– А ну, – усмехнулся Струев, поворачиваясь к Ясногорову, – прореагируйте, мой Президент.
– Что же, – ничуть не поменявшись в лице, тут же включился Ясногоров, – мы прекрасно осознаем силу мировых достижений в области высоких технологий и сквозь призму этого видим, насколько остались в загоне наши собственные наработки и наши собственные производства и как падает доверие к отечественной технологии. И все же у нас есть повод для оптимизма, всего один, но он весьма веский. Мы убеждены, что годами подвергающаяся практически неприкрытой травле частная инициатива и преступный демонтаж государственных программ – единственная причина такого положения вещей. Уберите причину – уберете и следствие.
– Снова поддержка неэффективных российских производств? – с нажимом спросил Струев, подмигивая Никитину.
– Я думаю, все уже устали от такого рода песен, – махнул рукой Ясногоров. – Вы еще объявите весь народ неэффективным! Вот встаньте и скажите честно и открыто, что ваш народ вас не устраивает. А своих поддерживают все, во всех странах мира. Это так же естественно, как любить своих детей. А я говорю сейчас даже не о поддержке, а просто о прекращении войны с собственной экономикой, наукой, да и, если говорить, начистоту, с собственным народом.
– Кто же это воюет с вашим народом, господин Ясногоров?
– Мои оппоненты. Вам нужны доказательства? Оглянитесь вокруг, и вы их увидите невооруженным взглядом.
– И все-таки вы признаете отсталость России?
– Я признаю то, что Россия в состоянии в самые короткие сроки твердо встать на ноги, как мировой индустриальный лидер, – Ясногоров сделал короткую паузу и на секунду приподнял обе руки. – Это не значит, что не существует международного разделения труда и нет необходимости в закупке импортных товаров и технологий. Это была бы ксенофобия, а не патриотизм. Нам есть что предложить другим странам, а им есть что предложить нам.
– Нефть и газ в обмен на технологии?
– Всякий, кто говорит так, либо лжец, либо пораженец, либо просто несведущий человек. Россия была, есть и будет страной высоких технологий. Это никому и доказывать не нужно. Как раз наоборот, все нам пытаются доказать, что наше место – у ног так называемых развитых стран, в то время как…
– Стоп! – Струев хлопнул ладонью по столу. – Что вы творите, Алексей Георгиевич?! Снова подставляетесь. Видишь, в чем проблема, Толик?
– Вижу, Иван, – отозвался Никитин. – Однако, друзья мои, у вас перерыв или как? И вообще, бедолага- политтехнолог шел к вам полгорода пешком по морозу, а вы ему даже чаю не предложите.
– Сам наливай, – буркнул Струев.
Никитин взял себе кружку, налил чаю и сел за стол.
– Лимон есть? – спросил он.
– В холодильнике, – ответил Струев. – Ну вот как мне объяснить нашей светлой головушке, что…
– Да подожди ты, Иван, дай чаю попить и мне, и Президенту, – отмахнулся Никитин. – О! – его взгляд упал на большое зеленое яблоко, лежащее на стиле. – Антоновка? Как же такое богатство сохранилось-то? Отставить лимон! Чай с антоновкой – вот это продукт. Это, понимаешь, вам не лимоны-апельсины какие- нибудь, это такая песня!
– Квасной патриотизм, – хмыкнул Струев.
– Яблочный, – нежно проговорил Никитин, вооружился ножом и стал нарезать яблочные ломтики себе в чашку. – Вот, пусть настоится чуть-чуть. Да-а… Как объяснить, Иван? Что же, мне кажется, я знаю, как. Про подставы и, мягко выражаясь, отсутствие необходимости раньше времени настораживать наших западных друзей, я полагаю, ты уже объяснил Алексею Георгиевичу. Но это, так сказать, тактика, а вот стратегия… Да, вот со стратегией у вас, дорогие мои, проблемка. Отсюда, кстати, и некоторая излишняя затянутость ответов нашего будущего Президента. Сейчас перейдем к сути, а пока что давайте все-таки закрепим чисто технический урок. Как, Алексей Георгиевич, надо было построить последнюю фразу, ту, на которой вас прервал Иван?
