остановить!»
— Следовательно, поскольку эта красотка не устроила Тома Форда, — заключил мой коллега, — пусть и к нашей коллекции не приближается даже на пушечный выстрел.
…Александр начинает кашлять. Видимо, просыпается. Да что у него там в горле? Вся кровать трясется! Наконец, издав почти звериный рык, он садится. Выпущенная из рук бутылка скатывается с кровати на покрытый толстым ковром пол.
— О черт, — говорит он, разлепляя веки. Трет, бледные щеки и ерошит напомаженные спутавшиеся волосы. — Как же мне хреново! — Александр снова разражается кашлем. — Не найдется сигаретки?
— М-м-м, — отвечаю я, оглядывая комнату.
Я сплю с Александром в среднем дважды в год — начиная с тех пор, как мы вместе провели канун нового тысячелетия — и могу смело утверждать, что поутру это не самая приятная личность.
— Господи, — говорит он и трет нос, в свою очередь обозревая номер. — Что тут было? Все вверх дном…
Александр прав. Везде пустые и полупустые бутылки, в недопитых стаканах плавают окурки. На столе — растерзанная коробочка из-под порошка. Возле двери валяется платье. Тапочки. Кем-то забытая золотисто-белая дамская сумочка.
— О Господи, — стонет Александр, сползая с постели и держась за голову. В своем темном костюме с белой рубашкой, похожий на сороку, он брезгливо ступает в черных шелковых носках по замусоренному полу. — Взгляни-ка! Недурная штучка… — Он подцепляет с пола сумочку и нюхает кожу. — Стащила у кого- то?
— Похоже, на Tanner Krolle, — отзываюсь я, садясь в постели.
— Пожалуй… — Он бросает сумочку обратно на пол. — Но ничего особенного…
Он присаживается на одну из двух мягких серых кушеток и начинает обшаривать пустые пачки на столе, пока не находит, наконец, сигарету. Закуривает, затягивается и снова разражается оглушительным кашлем.
— Ну вот… — облегченно вздыхает Александр, откашлявшись. — Смотри! — Он явно приободрился. — Смотри-ка, что у нас есть. Карточка покупателя Selfridges! — Мой коллега улыбается и поднимает карточку так, чтобы я видела. — Мое имя написано на ней кокаином! — Он бросает карточку в коробку из-под порошка и высыпает оставшийся кокаин на стол; пошарив по карманам пиджака в поисках денег, находит замусоленную пятерку, которую ему дали в такси в качестве сдачи. Скатывает банкноту в трубочку и, уже вставив одним концом в ноздрю, вдруг вспоминает о хороших манерах.
— Хочешь?
— Нет, спасибо.
— Тогда ладно. — Александр улыбается и втягивает в себя весь порошок. До крошки. — Отлично! — провозглашает он, хрустит пальцами и вытирает ладони о брюки. — Как ты себя чувствуешь?
— Не то чтобы на все сто процентов… — хриплю я.
На самом деле это преувеличение. Я чувствую себя полностью разбитой, больной и потерявшей веру. Это самое неприятное в работе дизайнера. Ты трудишься как вол. Делаешь все, что можешь. Не спишь неделями. Питаешься исключительно дешевыми конфетами и кока-колой. И никакой репортер не примет это во внимание. В один прекрасный день тебя вознесут или уничтожат. Прикроют твой бизнес. Сделают так, что никто ничего у тебя не купит. Затопчут в грязь. Отправят в небытие — единым росчерком пера!
Сердце колотится, во рту пересохло, я едва дышу. У меня было два хороших показа и один великолепный сезон. Вне всякого сомнения, конкуренты уже готовы нанести по мне мощный удар. Ведь что нужно знать о Лондоне? В фаворе вы до тех пор, пока молоды, свежи и бедны. Здесь обожают открывать таланты и давать шанс. Пищат от радости, когда появляется кто-нибудь вроде Изабеллы Блоу и скупает всю вашу коллекцию. Или когда Кейт Мосс выходит на прогулку в вашей одежде. Но если вы уже добились успеха, если в Harvey Nichols за вами постоянно забронировано несколько полок, а в сумочке лежат несколько контрактов с закупщиками, то репортеры теряют к вам всякий интерес. Они ждут следующее шоу — авось там обнаружится какой-нибудь очередной изыск в области мужской одежды или женского белья, который можно будет поместить на первой полосе. Если вы хоть раз победоносно ходили по городу и скупали журналы, в которых шла речь о присуждении премии «Дебютант года» в области моды (как это делала я в прошлом году), то потом для вас закроются все пути. Кроме дороги вниз.
— Хочешь, чтобы я сбегал и узнал последние новости? — спрашивает Александр. — Или пойдем вместе?
— Мне нужен свежий воздух. Мы можем зайти в какое- нибудь интернет-кафе? — предлагаю я. — Давай сначала узнаем, что пишут на style.com. В конце концов, они задают тон.
— Идет. Натягивай юбку! — Он смотрит на свои дешевенькие часики, которые купил где-то на пляже в Сардинии. — Уже одиннадцатый час.
Через пятнадцать минут, выложив четыреста тридцать восемь фунтов за номер, мы идем по Сохо в поисках кафе. Начало сентября, погода необыкновенно солнечная, небо совсем чистое. Александр скрывает следы похмелья за огромными очками в стиле ретро. В черном костюме от Dior и ботинках от Gucci он смотрится странновато. Большинство народу на улице одето еще как в разгар весенне-летнего сезона: дурацкие многослойные юбки, металлические пояса, разноцветные топы; можно сказать, Александр опережает время. Хотя полагаю, что и я неплохо звучу. На мне узкая серая юбка и облегающая блузка — из тех, что так выигрышно смотрелись на февральской презентации.
Миновав Вардор-стрит, мы находим маленькое кафе, в котором можно разжиться кофе и булочками. Здесь полно иностранных студентов, проверяющих электронную почту.
— Мы недалеко от офиса, почему бы не зайти туда? — спрашивает Александр, оглядываясь и слегка поджимая губы. Он не любит мешаться с простыми смертными.
— Я бы предпочла залезть в Интернет сейчас, — говорю я. — Потому что, когда мы вернемся в офис, начнутся звонки.
— Ладно. — Он кивает. — Иди, садись, я принесу кофе. Как обычно?
— Спасибо. — Я улыбаюсь. Я, наверное, единственная в индустрии моды, кто предпочитает кофе с цельным молоком.
Александр пробирается к прилавку, а я выхожу в сеть. На то, чтобы на экране появилась страница style.com, требуется несколько секунд. Смесь водки с колой, стресс и хронический недосып в течение стольких дней — этого достаточно, чтобы человеку захотелось разбить компьютер. Я, наконец, захожу на сайт, набираю свое имя, и на экране появляется фотография моей склочной манекенщицы, Она идет прямо на меня, в белой юбке и блузке без рукавов, с огромным воротником. Я набираю побольше воздуха и начинаю читать отчет. «То, что мы увидели минувшим вечером, можно обозначить лишь одним словом: скука. Дизайнер, на которого все возлагали столько надежд и который, по нашему мнению, благодаря своему нетривиальному взгляду и несомненным способностям мог бы достичь высокого уровня, выдохся. Конечно, стоило поаплодировать тем стараниям, которые были вложены в эту коллекцию, но результат не поразил воображение. Мы надеялись, что будем в очередной раз удивлены нестандартными решениями, которые прежде всегда проявлялись в работах этого мастера, но платья оказались неоригинальными, а брюкам явно не хватало смелости…» И так далее. Идеи у меня банальные, стиль тяжеловесный, обувь неуклюжая и безобразная. Заканчивалась рецензия так: «Давайте надеяться, что это всего лишь временные трудности». Я гляжу на экран, не веря своим глазам… Черт! Черт!
— Не переживай, милая, — говорит Александр, со свистом втянув воздух сквозь зубы. Он стоит у меня за спиной и читает с экрана, потом садится и ставит на столик две кружки кофе. — Кстати, мы могли бы сходить в какой-нибудь магазин спортивной обуви.
— В какой это? — удивленно спрашиваю я.
— Например, к Вивьен.
— Вествуд?
— Ну да. — Александр закатывает глаза. — Обувь у нее идет нарасхват, как горячие пирожки. — Он улыбается. — Но в основном самые большие мужские размеры. Они производят настоящий фурор в спортивных клубах.
— Да, при таком раскладе и при том, что написала эта чертова сволочь, я сегодня не вылезу из
