перерисовку. Меня несколько раз прерывали начинающие дизайнеры, которые хотели обсудить свои коллекции и попросить совета, но, в общем и целом утро я провела плодотворно.
Должна признать, что, несмотря на все достоинства здешней библиотеки, иногда мне очень неприятно бывать в Сен-Мартине. Каждый раз я вспоминаю, как здесь мне было плохо. Никто из преподавателей меня не любил. Я была недостаточно продвинутой, недостаточно богатой, и — чего греха таить — мои работы казались им чересчур тусклыми. У меня не было таких связей, как у Stella McCartney. На моей дипломной презентации не работали супермодели. Для меня в отличие от Ли Маккуина не нашлось второй Иззи Блоу, которая могла бы провозгласить меня гениальной. И теперь их всех просто бесит, что я зарабатываю два миллиона в год. Пресса умалчивает о том, что мой конечный доход — очень небольшой процент от этой суммы. Но в любом случае некоторые придурки, которые в свое время и знать меня не хотели, теперь явно чувствуют себя неловко при встрече.
Вы удивитесь, сколько непримиримых врагов и соперников выходит из Сен-Мартина, сколько здесь зарождается склок и распрей — одни из них более громкие, другие менее. Я жалею лишь о том, что потратила столько времени на роман с человеком, который сменил ориентацию, чтобы достичь успеха. Есть поговорка, что если перед поступлением в Сен-Мартин парень не гей, то после окончания колледжа он непременно им станет. Тед Николе — живое тому подтверждение. Может быть, он всегда был к тому предрасположен, но ничто на это не указывало, пока мы с ним встречались. У него в ванной никогда не водилось геля для волос. А теперь он причесан и выхолен, как и вся эта братия. Я бы ничего не имела против, если бы Тед сначала поставил в известность меня. Он, мол, прозрел, получил некий знак, вспомнил, как в детстве у него что-то такое было… Ну, хотя бы мог сказать, что любит меня и что ему жаль. Вместо этого Тед просто бросил меня и стал ходить в обнимку с Джеффом, звездой колледжа, который устроился на работу к Живанши, создал собственный брэнд и через полтора года благополучно разорился. Они расхаживали вдвоем и на виду у всех целовались. Разумеется, после этого все взгляды немедленно обращались на меня; однокашники были уверены, что я, должно быть, никуда не гожусь в постели. Из-за меня парень стал геем. После этого никто не хотел со мной встречаться.
Но, невзирая на мои смешанные чувства по отношению к Сен-Мартину, я возвращаюсь к себе, ощущая прилив сил. Триш сидит внизу, читая журнал и поглощая шоколадное печенье. Как она может позволить себе такую роскошь при своем заработке — не знаю.
— Все в порядке? — интересуется она, когда я вхожу.
Очевидно, мало уважения внушаю я своим подчиненным. Когда в штаб-квартиру Chanel входит Карл Лагерфельд, его встречает целая толпа людей, которых секретарша заблаговременно обзвонила и предупредила, что «прибывает месье Карл». Все, что получаю я, — это неразборчивое бормотание из-за журнала.
— Есть сообщения? — спрашиваю я, пытаясь привлечь к себе внимание.
— Да. — Триш убирает ноги со стола. Интересно, где она раздобыла эти туфли?
Моя помощница просматривает, что написано у нее на множестве розовых листочков, приклеенных к разным поверхностям.
— Звонил Дамиано. Не уверена: вам или Алексу.
— Александру, — поправляю я.
— Что? — переспрашивает она.
— Александру, — повторяю я. — На Алекса он не откликается.
— Ах да, конечно, — говорит Триш. — Кстати, Лидия сообщила, что она в Лондоне — на тот случай, если вы захотите с ней увидеться.
— Хорошо.
— А наверху ждет Кэти Харви с той девушкой, которая нравится Робби Вильямсу.
— О, черт. Точно! — Внезапно я вспоминаю, что они уже более получаса меня дожидаются. — Можешь отвечать на все звонки?
— Конечно.
— И принеси кофе наверх.
— Ладно. Только дело в том, что у меня ни гроша.
— А в сейфе?
— Когда я в последний раз туда заглядывала, там было пусто.
— Обойдемся без кофе. — Я поднимаюсь наверх. Нет, нужно подыскать себе другую помощницу.
В кабинете Кэти Харви рассматривает мои наброски, которые развешаны напротив «стены настроения». Умная, влиятельная, громогласная, с явным эссекским акцентом, Кэти только что разменяла шестой десяток и уже вряд ли способна пленять воображение. У нее морщинки и седые волосы, но она не переживает по этому поводу и не думает скрывать ни того ни другого. Кэти — специалист по пиару, работает со знаменитостями и знает всех, кто хоть что-нибудь собой представляет. Своим делом она занимается уже почти четверть века. Мы знакомы пять лет и за этот короткий срок успели сделать многое. Мы танцевали в парижском клубе «Реджин», искупались без лифчиков в санкт-петербургском фонтане, а в Каннах свалились за борт яхты. У Кэти определенное пристрастие к текиле и явная склонность к богатым старичкам. С ней очень приятно общаться, хотя временами, вынуждена признать, я ее побаиваюсь.
— Вот и ты! — восклицает она, стряхивая на ковер пепел. — Мне нравится эта вещь. Выглядит очень сексуально. Замечательная штучка. — Она указывает на то самое платье от Оззи Кларка, которое болтается на стене. — Оно бы идеально подошло Ванессе.
Я оборачиваюсь и вижу сидящую в углу красивую темноволосую девушку. У нее изящные точеные черты, тонкие аристократические брови и короткая мальчишеская стрижка. Очень милое и невероятно знакомое лицо.
— Ванесса Тейт, — объявляет Кэти. — Самая востребованная из наших молодых звезд.
— Привет, — говорю я.
— Привет. — Она поднимается. На ней облегающая темная юбка длиной чуть ниже колен и черный свитер с V-образным вырезом. Этакая хорошенькая, привлекательная инженю, в стиле Бриджит Бардо.
— Через десять дней выходит новый фильм с ее участием, и мы подумали, что ты захочешь сшить ей платье для этого случая, — говорит Кэти, не выпуская изо рта сигарету. — Мировая премьера в Лондоне. Это будет нечто колоссальное. Уж поверь мне. — Она улыбается. — Я тоже к этому приложила руку.
— Какой фильм?
— «Война и мир», — говорит она, явно удивленная тем, что я задаю такой вопрос. — К счастью, мира там больше, чем войны. Ванесса играет Наташу.
Я улыбаюсь:
— Полагаю, это главная роль?
— Да, — говорит Ванесса. — Моя первая большая роль.
— Ты ведь играла в «Убийстве в середине лета», — напоминает Кэти.
— Там роль была не главная, — отвечает та.
— Во всяком случае, она прославится, — говорит Кэти. — Дело пахнет «Оскаром».
— Вот это настоящий пиар, — со смехом отзываюсь я. Ванесса, кажется, задета. — Хотя я уверена, что фильм хороший.
Кэти слабо улыбается:
— Уж поверь мне. Мы переплюнем «Английского пациента».
— Звучит просто невероятно, — говорю я.
— Во всяком случае, мне нравится. — Кэти тычет своим коротким толстым пальцем в сторону платья.
— Выглядит просто неотразимо, — говорит Ванесса. У нее, к слову, такое сложение, что можно умереть от зависти. Длинные ноги, плоский живот, маленькая грудь — это именно та фигура, которую представляет себе любой дизайнер. Хотя я все еще не уверена, что хочу отдать это платье какой-то безвестной героине.
На самом деле в мире есть только десять женщин, которые действительно способны создать модельеру рекламу: Николь Квдман, Гвинет Пэлтроу, Мадонна, Кейт Мосс, Кэмерон Диас, Сара Джессика Паркер, Сьенна Миллер, Ума Турман, Скарлетт Йоханссон и, наконец, Пэрис Хилтон. Если учесть количество журнальных публикаций, ей посвященных, то сотрудничество с Хилтон может оказаться небесполезным.
