– Да, – соглашается Белинда. – А потом и еще раз переменился, ведь это было так давно.
– Итак, – говорит Дерек, прыгая между двумя женщинами, – мы с нетерпением ждем вас сегодня вечером к нам на обед, верно, Барб?
– О да, – отвечает Барбара. – Ждем не дождемся.
– Мы тоже, – парирует Белинда. – Но нам надо двигаться. Завтра приезжают гости, и нам еще нужно обойти tutto il mercato 50.
– Ну да, конечно, – говорит Дерек. – Увидимся позже. Arrivadeary!
– Увидимся позже. – Барбара машет рукой. – Arrivadeary!
– Arrivadeary! – Белинда хватает Мэри за руку и бросается вперед сквозь толпу.
Вернувшись в «Casa Mia» после изматывающего утра, в течение которого они купили помидоры, огурец и батон хлеба, Белинда и Мэри проводят день на террасе. После безукоризненной работы, проделанной Мэри вчера – она подмела пол, выгнала прочь весь зверинец, застелила постели и разложила чистые полотенца, – Белинде остается одно занятие: старательно усугублять свое плохое настроение, вызванное прибытием бельгийских гостей. Белинда – настоящий мизантроп, и, пожалуй, вновь избранная карьера в сфере гостиничных услуг не слишком ей подходит. Старшая дочь школьного учителя, она всегда точно знала, что такое общественное положение, и всегда вынашивала планы завоевания высокого статуса. Ее нынешняя карьера – еще одна хорошая причина, чтобы ненавидеть эту неблагодарную крысу, бывшего мужа Терренса.
– Уф-ф, – вздыхает Белинда, взгромоздясь в белозеленый полосатый шезлонг. Глаза ее прикрыты, на голове красуется шляпа поменьше и определенно более веселая – terrazzo 51 шляпа, которую она приберегает для дневных посиделок на солнце. Белинда бурчит, и фырчит, и дрыгает ногами, как будто пытается избавиться от мух. – Уф-ф, – повторяет она.
Мэри не обращает на нее внимания. Дневное солнце печет ей спину, а от гудения насекомых клонит в сон.
– Уф-ф, – говорит Белинда.
– Что? – наконец спрашивает Мэри невнятно, так как щека ее прижата к полу.
– Я издавала какие-то звуки?
– Ты вздыхала.
– Да?
– Да.
– Ой.
– Что «ой» ?
– Я размышляла.
– Правда?
– Да, я думала о том, что по телефону их голоса звучали неприятно, – выговаривает Белинда, ее вздернутая бровь поднимается над солнечными очками.
– Кто?
– Бельгийцы.
– Что с ними не так? – спрашивает Мэри, стаскивая черный купальник с белых ягодиц.
– Ну, прежде всего их голоса.
– Что ты имеешь в виду?
– Они говорили в нос и по-французски.
– Так они и есть французы.
– Они бельгийцы, – поправляет Белинда.
– Я знаю, но в Бельгии говорят по-французски.
– Не все.
– Ну, по-видимому, эти говорят.
– О Боже, я так надеюсь, что с ними не будет трудностей! – Белинда наливает себе немного лимонада из стеклянного кувшина. – В прошлый раз, когда у нас тут были бельгийцы, они стали просить воду в бутылках в свои комнаты.
– Я думала, ты подаешь им воду, – говорит Мэри, переворачиваясь на спину.
– Так и есть. Но они хотели в бутылках – воду в бутылках, – понимаешь, чтобы они были запечатаны. А не ту воду, что я наливала им из-под крана.
– А-а…
Я подумала, что они слишком многого требуют. Если они хотят таких услуг – пусть отправляются в какой-нибудь отвратительный отель в Поджибонси, с кондиционером, маленькими упаковками мыла и мини-баром. По правде говоря, этим людям совсем не нужен опыт настоящей сельской жизни в Тоскане, как у Фрэнсиса Мэйза, – они хотят чего-то дезинфицированного и чтобы можно было взять напрокат кресла на колесиках или устроить пикник.
– Или просто получить воду в бутылках, – подсказывает Мэри.
– Ну… поскольку ты, кажется, au fait их скромных запросов, значит, большая удача, что дело с ними