Когда неизвестный прошёл мимо, Гариона обдало запахом немытого тела, и он узнал, кто это, даже не глядя в лицо: Брилл, новый батрак.
Дверь наверху открылась, донёсся голос тёти Пол:
– Очень жаль, Фолдор, но это семейные дела, и мне придётся уехать немедленно.
– Я увеличу тебе плату, Пол, – умолял хозяин, чуть не плача.
– Деньги не имеют к этому никакого отношения, – ответила она. – Ты хороший человек, Фолдор, и твоя ферма была раем, когда я так нуждалась в покое. Я благодарна тебе больше, чем ты думаешь, но теперь должна покинуть этот дом.
– Может, когда всё уладится, ты сможешь вернуться? – умолял Фолдор.
– Нет, Фолдор, – отказалась она, – боюсь, ничего не выйдет.
– Нам будет так не хватать тебя, Пол – сказал Фолдор прерывающимся голосом.
– И я будут тосковать, дорогой Фолдор. Никогда не встречала человека лучше и добрее. Об одном попрошу – никому не говори о нашей беседе до тех пор, пока я не уеду. Не очень-то люблю объяснения и слезливые прощания.
– Как хочешь, Пол.
– Не нужно так расстраиваться, дорогой друг, – весело утешила тётя Пол. – Мои поварихи хорошо обучены и готовят не хуже. Твой желудок даже не почувствует разницы.
– Зато сердце почувствует, – вздохнул Фолдор.
– Чепуха, – мягко прошептала она. – Ну а теперь пойду готовить ужин.
Гарион быстро отскочил от подножия лестницы. Сильно встревожившись, он отнёс лопату в сарай и пошёл за ведром, оставленным у ворот. Стоит рассказать о том, как он видел Брилла подслушивающим у двери, и это немедленно вызовет вопросы о том, что делал он, на которые лучше бы не отвечать. С другой стороны, Гарион чувствовал себя гнусно: как ни крути, а ведь этот отвратительный Брилл занимался тем же самым.
Хотя Гарион был слишком взволнован, чтобы есть, ужин в этот вечер проходил точно так же, как и во все остальные дни на ферме Фолдора. Гарион исподтишка наблюдал за кислой рожей Брилла, но тот ничем не показывал, как подействовал на него подслушанный разговор.
После ужина, как всегда во время посещения фермы, Волк решил рассказать историю. Поднявшись, он постоял немного в глубокой задумчивости, слушая вой ветра в трубе и наблюдая, как рассыпают искры факелы, вставленные в специальные кольца на столбах в зале.
– Все люди знают, – начал он, – что народ Марагов исчез с лица земли и дух Мары плачет в одиночестве среди зарослей и проносится в поросших мхом руинах Марагора. Но люди знают также, что в холмах и ручьях Марагора много прекрасного жёлтого золота. Именно оно и оказалось причиной гибели марагов. Когда в соседних королевствах стало известно о золоте, искушение оказалось слишком велико, как всегда, если речь идёт о богатстве, и началась война. Предлогом для нарушения мира послужило то, что мараги, к несчастью, были каннибалами. Другие народы относились к этому с омерзением, но, не будь золота в Марагоре, вряд ли придали бы этому такое значение.
Война, конечно, была неизбежной, и марагов уничтожили. Но дух Мары и призраки убитых марагов по сей день обитают в Марагоре, и это очень скоро узнают те, кто вторгается в пределы этого населённого привидениями королевства.
Случилось так, что жили в то время в городе Меросе на юге Сендарии три смелых человека, которые, прослышав об этих богатствах, решили отправиться в Марагор попытать счастья. Смелости им было не занимать, а при всяком упоминании о духах все трое только фыркали.
Путешествие их было долгим, потому что верховья Марагора находятся в нескольких сотнях лиг от Мероса, но запах золота не давал друзьям покоя. И вот наконец одной тёмной грозовой ночью они прокрались через границу в Марагор мимо стражей, которые не имели права пропустить ни одного пришельца. Соседнее королевство, претерпев все несчастья войны, вовсе не желало ни с кем делиться добычей.
Всю ночь шли они, сгорая от нетерпения поскорее за хватить золото. Дух Мары рыдал в тишине, но храбрецы не боялись призраков, а кроме того, убеждали друг друга, что это просто вой ветра в деревьях.
Ночь кончалась, робкий серый свет разлился среди холмов, а где-то недалеко послышался шум речной воды. Мужчины знали, что золото легче всего найти по берегам рек, и поэтому поспешили туда.
Но тут один из них случайно взглянул под ноги и заметил, что земля вокруг усыпана самородками. Обуреваемый жадностью, он ничего не сказал остальным и замедлил шаг, пропуская друзей вперёд; когда те исчезли из виду, счастливчик упал на колени и начал собирать золото, как ребёнок – цветы, но, услыхав сзади шорох, обернулся.
О том, что увидел этот человек, лучше умолчать, только он, выронив все сокровища, убежал.
Река, шум которой слышали компаньоны, протекала через узкое ущелье, и двое остальных поразились, заметив, как третий мчится по краю этого ущелья, продолжая бежать даже когда упал в пропасть: ноги беспомощно болтались в воздухе. Тогда они повернулись и заметили, что преследовало их товарища.
Один сошёл с ума и с отчаянным воплем бросился в то же ущелье, которое поглотило друга; но третий искатель приключений, самый храбрый и смелый из всех, продолжал твердить себе, что ни один призрак не может повредить живому человеку, и решил стоять до последнего. И это, конечно, было самой ужасной ошибкой. Духи окружили храбреца, уверенного в собственной безопасности.
Господин Волк, замолчав, сделал глоток из кружки.
– А потом, – продолжил он, – поскольку даже привидения могут проголодаться, они разорвали его и съели.
Волосы Гариона встали дыбом от ужаса, и не только у него: многих за столом охватил озноб. Такого рассказа явно никто не ожидал услышать.
Кузнец Дерник, сидевший рядом, озадаченно нахмурился.
– Не буду сомневаться в правдивости повествования, – сказал он Волку, с трудом подбирая слова, – но если они, то есть призраки, сожрали храбреца, значит… что тут сказать… ведь, говорят, они, духи эти, бесплотны, а следовательно, желудков не имеют. И чем, интересно, они его грызли?
Лицо Волка стало таинственно-загадочным. Он поднял палец, как будто готовясь достойно ответить Дернику, но неожиданно весело рассмеялся.
Дерник вначале раздражённо вскинулся, но, сообразив, в чём дело, тоже расхохотался. Понемногу все присутствующие, поняв, как над ними подшутили, присоединились к кузнецу.
– Превосходно разыграл, старый приятель, – сказал Фолдор, покатываясь со смеху, – а кроме того, из этой сказки можно вывести мораль: жадность плоха, но страх ещё хуже, а мир и без того достаточно отвратителен, чтобы населять его вымышленными чудовищами.
Фолдор, как всегда, был верен себе и не упускал случая прочитать проповедь.
– Совершенно верно, дорогой Фолдор, – сказал уже серьёзнее Волк, – но существуют вещи, от которых нельзя отмахнуться и которые невозможно объяснить.
Только Брилл, сидевший у очага, не присоединился к веселью.
– Никогда не видел призраков, – кисло сказал он, – даже не встречал никого, кто бы с ними сталкивался, и вообще не верю ни в волшебство, ни в чародейство, ни в какие глупости!
Он встал и, громко топая, вышел из зала, словно сказочник оскорбил своей историей лично его.
Позже, на кухне, когда тётя Пол следила за уборкой, а Волк уютно устроился за столом с кружкой пива, борьба Гариона с собственной совестью достигла высшей точки.
Привычный сухой голос в душе объяснил, что скрывать увиденное не только глупо, но и, возможно, опасно. Поставив горшок, который в этот момент чистил, мальчик подошёл к тёте и старику.
– Возможно, это всё чепуха, – осторожно начал он, – но сегодня, возвращаясь с огорода, я видел, как Брилл следил за тобой, тётя Пол.
Обернувшись, она уставилась на него.
– Волк оставил кружку.
– Продолжай, Гарион, – приказала тётя.
