питал пристрастие к хорошему вину и вкусной еде.
– И с тех пор не изменился, – заверила тётя Пол. – Стоит только раз узнать вкус моего отца, и можно точно представить его желания.
Улыбнувшись, граф предложил ей руку; все направились к двери на дальнем конце комнаты.
– Скажите мне, лорд Релдиген, – начала тётя Пол, – нет ли у вас в доме ванны?
– Мыться зимой опасно, леди Полгара, – предостерёг граф.
– Господин мой, – торжественно заверила она, – я моюсь регулярно зимой и летом вот уже столько лет, что вам трудно вообразить.
– Пусть себе делает что хочет, Релдиген, – убеждал господин Волк. – Пол становится просто невыносимой, если заметит, что кожа у неё чуть-чуть потемнела.
– Тебе бы ванна тоже не повредила, Старый Волк, – ехидно отпарировала тётя Пол, – последнее время стоять рядом с тобой становится довольно затруднительно.
Господин Волк напустил на себя слегка оскорблённый вид.
Гораздо позже, после того как все до отвала наелись жареной оленины с пропитанным соусом хлебом и сладких пирогов с вишней, тётя Пол попрощалась и вместе со служанкой отправилась посмотреть, как идут приготовления к купанию.
Мужчины продолжали сидеть за чашами с вином; на лицах играл золотой отблеск огоньков множества свечей.
– Позвольте, я провожу вас в ваши комнаты, – предложил Торазин Леллдорину и Гариону, отодвинув стул и окидывая Берентейна полным скрытого презрения взглядом.
Друзья последовали за ним по высокой лестнице, ведущей на верхние этажи дома.
– Не хочу обидеть тебя, Тор, – пробормотал Леллдорин, шагая вверх, – но, по-моему, твой кузен вбил себе в голову весьма странные идеи.
– Берентейн просто осёл, – фыркнул Торазин. – Думает, что войдёт в милость к мимбратам, если будет подражать их выговору и пресмыкаться перед ними.
Мерцающий огонёк свечи на миг выхватил потемневшее лицо и гневные глаза – Зачем ему это нужно? – удивился Леллдорин.
– Отчаянно добивается получения хоть каких-нибудь владений, – отозвался Торазин. – У брата матери было очень мало земли, а этот жирный идиот страдает по дочери одного из баронов в той местности, где родился, и, поскольку тот даже и не подумает обратить внимание на нищего поклонника дочери, Берентейн пытается втереться в доверие к мимбратскому губернатору и лестью выманить поместье.
Думаю, он принёс бы клятву верности самому Кол-Тораку, обещай ему Одноглазый хоть какое-то богатство.
– Неужели твой кузен не понимает, что у него нет никаких шансов? – настаивал Леллдорин. – Вокруг губернатора и без того вертится слишком много прихлебателей-мимбратов, выпрашивающих землю, тому и в голову не придёт дать что-нибудь астурийцу.
– Я ему это говорил, – холодно-пренебрежительно объявил Торазин, – но он не желает ничего слушать. Поведение этого болвана позорит всю семью.
Леллдорин сочувственно покачал головой и, заметив, что они добрались уже до верхнего этажа, быстро огляделся.
– Мне нужно поговорить с тобой, Тор, – выпалил он, понизив голос.
Торазин резко вскинул голову.
– Отец велел мне отправляться на службу к Белгарату. Дело чрезвычайной важности, не терпящее отлагательств, – поспешно продолжал шептать Леллдорин. – Не знаю, сколько продлится наше путешествие, так что тебе и другим придётся убить Кородаллина без меня.
Широко раскрытые глаза Торазина налились ужасом.
– Мы не одни, Леллдорин, – прошептал он сдавленным голосом.
– Пойду в другой конец коридора, – поспешно откликнулся Гарион.
– Нет, – твёрдо ответил Леллдорин, хватая его за руку. – Гарион – мой друг, Тор, и у меня нет от него секретов.
– Леллдорин, пожалуйста, – запротестовал Гарион, – ведь я не астуриец и даже не аренд. Не желаю знать, что вы замышляете.
– Но я хочу дать тебе доказательство своего доверия, – объявил Леллдорин.
– Следующим летом, когда Кородаллин отправится на шесть недель в разрушенный город Во Астур вместе со всем двором, чтобы поддержать миф о единстве Арендии, мы будем поджидать его в засаде на большой дороге.
– Леллдорин! – побелев, охнул Торазин. Но тот нёсся вперёд очертя голову.
– План наш совсем не прост, Гарион. Мы нанесём смертельный удар в сердце мимбрата. Подстережём его в мундирах толнедрийских легионеров и убьём толнедрийскими мечами. Нападение это вынудит Мимбр объявить войну Толнедрийской империи, а Толнедра раздавит Мимбр, как яичную скорлупу. Мимбраты будут уничтожены, и Астурия станет свободной.
– Нечек прикажет умертвить тебя за это, Леллдорин, – воскликнул Торазин. – Мы связаны обетом молчания. Ты клялся на крови.
– Скажи мергу, я плюю на эти клятвы! – горячо возразил Леллдорин. – Зачем астурийским патриотам нужен прихвостень мергов?
– Он даёт золото, ты, тупица, – взвился Торазин, окончательно выйдя из себя. – Мы нуждаемся в добром червонном золоте, чтобы купить мундиры, мечи и подбодрить дух наших более слабых братьев.
– Незачем иметь дело со слабаками! – настойчиво возразил Леллдорин. – Патриот выполняет свой долг из-за любви к родине, а не ради золота энгараков!
Мозг Гариона работал с необыкновенной чёткостью. Момент ошеломляющего изумления прошёл.
– В Чиреке был такой человек, – вспомнил он. – Граф Джарвик. Тоже брал золото у мергов и замышлял убийство короля.
Спорщики недоуменно уставились на него.
– Что-то нехорошее происходит со страной, где короля лишают жизни, – пояснил Гарион. – Не имеет значения, насколько тот был плох, а убийцы хороши, страна распадается, повсюду царит смятение, и некому вести народ в нужном направлении. Потом, если вы тут же начинаете войну с другой страной, хаос ещё возрастает. Думаю, на месте мергов именно такую смуту в королевствах Запада я и желал бы разжечь Гарион, удивляясь себе, слушал собственный голос, сухой, бесстрастный, источник которого он мгновенно распознал. Ещё со времён детства этот голос всегда был с ним, в душе, занимал спокойный скрытый уголок, объясняя, когда он не прав или делает глупости. Но до сих пор этот «советник» никогда не вмешивался в его отношения с другими людьми. Теперь же Гарион откровенно беседовал с обоими юношами, терпеливо объясняя подробности.
– Энгаракское золото – штука непростая, – продолжал Гарион. – В нём скрыта развращающая людей сила. Поэтому, наверное, оно и окрашено в цвет крови. Я бы задумался, прежде чем и дальше принимать червонное золото от этого мерга Нечека. С чего это он даёт вам золото, помогает осуществить заговор? Ведь он не астуриец, так что патриотизм тут ни при чём. И об этом я бы подумал тоже.
Леллдорин и его кузен явно встревожились.
– Не бойтесь, я никому ничего не скажу, – заверил Гарион. – Вы доверили мне тайну, а ведь я вовсе не должен был ни о чём знать. Но помните, в мире происходит гораздо больше тревожных событий, чем сейчас в Астурии. Ну, а теперь неплохо бы поспать. Если вы покажете, куда идти, я оставлю вас, можете обсуждать свои дела хоть всю ночь, если пожелаете.
Про себя Гарион подумал, что неплохо уладил все дела и успел заронить зерно сомнения в души арендов. И хотя к тому времени достаточно хорошо успел их узнать и понимал: одного разговора явно мало, чтобы заставить их отказаться от участия в заговоре, – всё-таки для начала и это было неплохо.
