раньше?
Он увидел ее совершенно по-новому, и она была вынуждена узнать его с другой стороны. Эмили отвечала ему со всей страстью. Амнезия или нет, но она не стала бы заниматься с ним любовью, если бы не испытывала к нему никаких чувств.
Ник покачал головой. Ему нравилось все, что произошло, хотя он также был слегка сбит с толку. Но совсем не хотел, чтобы все это неожиданно закончилось, до того как он разберется... Это, конечно, было рискованно, но Эмили такая упрямица, она ни за что не станет продолжать их новые отношения, если узнает, что к нему вернулась память.
Черт, он хорошо знал Эмили.
Они договорились насчет ребенка, и она будет придерживаться договора во что бы то ни стало. Она притворится, что между ними ничего не было, и отошлет его в Сиэтл. Или еще хуже — куда-нибудь в Южную Америку.
Ну уж нет.
Ее независимость просто удручала. Эмили все хотела делать сама. Конечно, она позволяла ему заниматься, например, водопроводом, но за помощью в личных делах она не обращалась ни к кому.
Ни к своей семье.
Ни к нему.
Ник нахмурился. Эмили никогда даже не говорила о том, что хочет ребенка. Не говорила до тех пор, пока не посоветовалась с врачом. А чего стоило уговорить ее взять в качестве донора именно его, Ника!
Ну и ладно, подумал он, не буду посягать на ее независимость. Пусть просто доверяет мне.
Посвистывая, он стал накрывать стол на веранде. Большим специалистом по сервировке он не был, но знал, что нужно поставить на стол цветы и свечи, а бумажные тарелки и пластиковые вилки исключить.
Спустя некоторое время он позвонил в их любимый греческий ресторан и сделал заказ, потом перезвонил и попросил ускорить доставку.
Тут он услышал, что Эмили зовет его.
— Я здесь, на веранде, — ответил он, зажигая последнюю свечу. Небо вдруг так потемнело от надвигавшейся грозы, что свечи стали не просто романтической деталью, а необходимостью.
— Ох... что это?
— Ужин при свечах, конечно же.
Ник обернулся и не смог сдержать улыбку. Решила изобразить из себя недотрогу? Глупышка! Желание дотронуться до нее стало лишь еще сильнее. Трикотаж облегал не только ее руки, но и грудь и живот. А золотистые волосы сейчас не развевались, а были собраны в изящный узел на затылке. Так и хотелось их распустить.
Его Ангел...
Как странно. Ник вспомнил, когда он впервые увидел Эмили. Это было на Рождество. Яркие праздничные украшения и огни только подчеркивали убожество приюта. Вот тогда-то Гейб и затащил его к Кармайклам. Дом был наполнен праздником и любовью. Его встретили радостно, безо всякой задней мысли.
И там была Эмили. Изящная и хорошенькая, как ангел. Он никогда в жизни не видел ничего более красивого, и реакция его была типичной для одиннадцатилетнего невоспитанного подростка. Он начал нещадно дразнить ее.
Ник просто хотел, чтобы она обратила на него внимание. Он до сих пор хочет, чтобы она обратила на него внимание. Может быть, именно поэтому и поддразнивал ее все эти годы.
— Чему ты улыбаешься? — с подозрением спросила Эмили.
Он уже был готов ответить, но вовремя вспомнил, что у него амнезия.
— Я улыбаюсь тебе, — прошептал он, обнимая ее за шею и притягивая к себе. — Ты великолепно выглядишь, Ангел.
— Я...
Но он так и не узнал, что она собиралась сказать, так как уже целовал ее в губы.
— Я заказал ужин в греческом ресторане, — сказал Ник, неохотно отрываясь от нее. — Выбрал блюда попроще.
— Мне нравится греческая кухня.
Я знаю, про себя сказал Ник.
— Надо же, как я угадал, — произнес он вслух.
Эмили оглядела веранду — повсюду были цветы. Букеты, цветы в горшках. Лобелия, петунья, фрезия. Краски переливались в дрожащем свете десятков свечей. У нее захватило дух.
— Замечательно, — прошептала она.
Он погладил ее по спине.
— Если станет прохладно, мы пойдем в дом. Ты не должна простужаться.
Эмили сморщила нос. Как говорит Пейдж, не всем женщинам так повезло — у нее заботливый муж. Но ведь у других женщин нормальные мужья, которые хотели ими стать.
— Все хорошо, — сказала она. — Я надела блузку с длинными рукавами. И вообще я не мерзну, особенно теперь.
— Вот почему ты все время сбрасываешь одеяло ночью.
Он продолжал гладить ее по спине. Эмили сжала зубы и притворилась, что ей приятна эта ласка. Ей она действительно нравилась. Эмили просто не могла допустить, чтобы нравилась слишком уж сильно...
Вдруг в дверь настойчиво постучали.
— Наверное, прибыл наш ужин, — проговорил Ник.
Проследовав за Ником к входной' двери, она удивилась, увидев на улице яркий свет от фар полицейской машины.
— Что случилось? — спросила она.
— Понятия не имею.
Хэнк Макаллистер сунул в руки Нику три огромных пакета, как только тот открыл дверь.
— Мне некогда, — торопливо проговорил Хэнк. — Только что позвонили — мальчишки облили краской водонапорную башню.
— Надо было им дождаться темноты. Теперь ты их сразу поймаешь. — Ник покачал головой. — Ты-то помнишь себя в детстве? — прокричал он вслед удаляющейся фигуре.
Хэнк ответил что-то, не вполне подходящее для полицейского.
— Спасибо тебе, что привез, — опять прокричал Ник.
Автомобиль отъехал, и Эмили перевела дыхание.
— Соседи подумают, что тут притон наркоманов или что-нибудь в этом роде.
Ник только улыбнулся в ответ.
— Не бери в голову, Ангел. Мы теперь будем самыми добропорядочными людьми во всей округе.
— Гм, миссис Пикеринг не обманешь. А что ты сказал о детстве? Ты что-нибудь помнишь? — с надеждой спросила она.
— Хэнк поведал мне, как мы наводили ужас на Крокетт, и я не представляю, чтобы мы не разрисовывали водонапорную башню.
— Да, два раза, — лаконично уточнила Эмили.
— Два раза? А что, сразу как следует сделать не удалось?
— Именно. Поэтому отцы города потом заставили вас покрасить ее.
— Ну, наши дети ничего подобного делать не будут.
— Это с твоими-то генами? — фыркнула она.
— Теперь уже поздно что-либо предпринимать, остается только молиться, — ответил он, выразительно глядя на ее живот.
Ник принялся выгружать из пакетов контейнеры с едой. Глядя на яства, он решил, что будет придерживаться греческой кухни весь месяц. Долма, спанакопитас, муссака... десяток различных блюд, плюс два салата и медовый десерт.
