вероятно, не захочет покинуть Материон.
– Мы сумеем, если придется, обойтись и без него, – сказал Вэнион. – Я и сам смогу договориться с Тикуме. С Крингом, конечно, легче, но я постараюсь справиться и без него, если он считает, что Миртаи может наделать глупостей.
Эмбан кивнул.
– Император Сарабиан, министр иностранных дел Оскайн и я остаемся в Материоне, так сказать, на посту, а Богиня-Дитя будет поддерживать между нами связь. Я ничего не упустил?
– А что делать мне, Эмбан? – сладким голоском осведомилась принцесса Даная.
– Вы, ваше высочество, останетесь с нами в Материоне, – ответил Эмбан, – и будете озарять тусклое уныние наших дней и ночей солнцем своей улыбки.
– Вы смеетесь надо мной, ваша светлость.
– Конечно нет, принцесса.
Сказать, что Миртаи несчастна, было бы величайшим преуменьшением. Она была закована в цепи, когда Кринг с безнадежным видом ввел ее в гостиную.
– Она не слышит ни единого моего слова, – с грустью сообщил доми. – Мне кажется, она забыла даже о том, что мы обручены.
Золотокожая великанша, ни на кого не взглянув, опустилась на пол, всем своим видом выражая крайнее горе.
– Она подвела свою хозяйку, – пожала плечами Бетуана. – Она должна отомстить или умереть.
– Не совсем так, ваше величество, – твердо сказала дочь Спархока, соскользнув с кресла в углу комнаты, откуда наблюдала на происходящим. Она уложила Ролло в одном углу кресла, Мурр – в другом и подошла к Миртаи с деловитым выражением на личике.
– Атана Миртаи, – резко сказала она, – встань с пола.
Миртаи мрачно взглянула на нее и медленно поднялась, позвякивая цепями.
– В отсутствие моей матери королева – я, – объявила Даная.
Спархок моргнул.
– Ты не Элана, – сказала Миртаи.
– Я и не претендую на это. Я говорю с точки зрения закона. Сарабиан, разве это не так? Ведь пока нет моей матери, ее власть принадлежит мне?
– Ну… юридически, я полагаю…
– Черта с два – юридически! Я – наследница королевы Эланы. Пока она не вернется, я занимаю ее место. Это значит, что все, чем владеет она, временно принадлежит мне: трон, корона, драгоценности и – рабыня.
– Я бы не хотел спорить с ней в суде, – признался Эмбан.
– Благодарю, ваша светлость, – отозвалась Даная. – Ну что ж, атана Миртаи, ты слышала все. Теперь ты принадлежишь мне.
Миртаи одарила ее мрачным взглядом.
– Нечего так на меня смотреть! – прикрикнула Даная. – Слушай меня внимательно. Я – твоя хозяйка, и я запрещаю тебе убивать себя. Я также запрещаю тебе убегать отсюда. Ты останешься здесь, со мной и Мелидирой, и будешь охранять нас. Ты подвела мою мать. Не подведи меня.
Миртаи остолбенела и вдруг яростным рывком разорвала цепи, сковывавшие ее запястья.
– Как прикажете, ваше величество, – процедила она, яростно сверкая глазами.
Даная с самодовольной улыбкой оглядела остальных.
– Вот видите, – сказала она, – это было не так уж и трудно.
ГЛАВА 4
О небольшом каботажном грузовом суденышке с протекающим днищем и заплатанными парусами никак нельзя было сказать, что оно «скользит по волнам». Берит и Халэд, в кольчугах и дорожных плащах, стояли на носу, глядя на свинцовую гладь Миккейского залива, по которому, переваливаясь, ковыляло жалкое подобие корабля.
– Это не берег там, впереди? – с надеждой спросил Берит.
Халэд, прищурясь, вгляделся в даль неспокойного моря.
– Нет, только тучи. Мы не слишком быстро плывем, мой лорд. Боюсь, сегодня нам берега не видать. – Он огляделся и понизил голос:
– Будь настороже после захода солнца. Команда этого корыта набрана из портовых отбросов, да и капитан не лучше. Думаю, сегодня ночью нам лучше спать по очереди.
Берит искоса глянул на сброд, слонявшийся по палубе.
– Был бы у меня топор… – с сожалением пробормотал он.
– Не стоит говорить такое вслух, Берит, – шепотом предостерег Халэд. – Спархок не носит боевого топора. Крегеру это известно, а один из этих матросов вполне может работать на него.
– Даже сейчас, после Праздника Урожая?
– Никто еще не придумал способа убить всех крыс, мой лорд, а иногда довольно и одной. Будем вести себя так, словно за нами наблюдают и могут подслушать каждое наше слово, – просто так, на всякий случай.
– Мне будет куда легче, когда мы доберемся до берега. Неужели нам и вправду непременно нужно было отправиться морем?
– Так принято, – пожал плечами Халэд. – Не тревожься. С этим отребьем мы справимся запросто.
– Дело не в этом, Халэд. Это корыто переваливается с боку на бок, точно кит с перебитой спиной. Меня от этого мутит.
– Съешь кусок сухаря.
– Не хочу. Мне чертовски тошно, Халэд.
– Но это же приключение, мой лорд, – с оптимизмом напомнил Халэд. – Неужели восторг при этой мысли не возмещает тебе мелких неудобств?
– Не очень.
– Ты ведь сам захотел стать рыцарем.
– Да, знаю и как раз сейчас пытаюсь вспомнить, с какой стати.
Патриарх Эмбан был крайне недоволен.
– Это самое настоящее поругание! – возмущался он, косолапо шагая вместе с остальными к часовне, находившейся в западном крыле замка. – Если Долмант когда-нибудь узнает, что я дозволил заниматься колдовством в освященном месте, он лишит меня сана!
– Это самое безопасное место, Эмбан, – отвечал Вэнион. – Под предлогом «священных обрядов» мы можем выставить из западного крыла всех тамульцев. Кроме того, часовня наверняка так или иначе не освящена. Это подражание эленийскому замку построено для того, чтобы эленийцы чувствовали себя как дома. Те, кто строил его, не могли знать обряда освящения.
– Ты не можешь знать наверняка, что часовня не освящена!
– А ты не можешь знать наверняка, что освящена. Если тебя это так волнует, Эмбан, в конце концов, ты можешь потом освятить ее заново.
Пухлое лицо Эмбана побелело.
– Да ты знаешь, Вэнион, что это значит? Молиться часами, простираясь ниц перед алтарем, поститься… Боже милосердный, поститься! – Эмбан содрогнулся.
Сефрения, Флейта и Ксанетия незаметно прошли в часовню за несколько часов до того и теперь сидели, никому не бросаясь в глаза, в углу часовни и слушали, как рыцари церкви поют гимны.
Подойдя к ним, Эмбан и Вэнион все еще спорили.
– В чем дело? – спросила Сефрения.
