Прощание в гавани было кратким – отчасти потому, что всем им вскоре предстояло встретиться, а более всего из боязни показаться чересчур сентиментальными. Гарион с грустью расставался с Шелком и Бэраком. В обществе этой странной парочки – гиганта и юркого коротышки – он провел чуть ли не полжизни и при мысли о расставании ощущал затаенную боль. Их удивительные приключения закончились.
– Как думаешь, теперь ты перестанешь влипать в истории? – нарочито грубо спросил Бэрак, на душе у которого тоже кошки скребли. – Моей Мирел надоело просыпаться по ночам под боком у косолапого.
– Сделаю все, что смогу, – пообещал Гарион.
– Послушай-ка, помнишь, что я говорил тебе одним морозным утром неподалеку от Винольда? – спросил Шелк.
Гарион нахмурился, напряженно припоминая.
– Я говорил, что мы живем в дивные времена и что очень хотел бы уцелеть, чтобы досмотреть все до конца.
– Ах да, вспомнил!
– Так вот, трезво рассудив, я передумал.
Маленький человечек плутовски ухмыльнулся, и Гарион понял, что в его заявлении нет ни единого слова правды.
– Увидимся в начале лета, на Алорийском Совете, Гарион! – крикнул с борта «Морской птицы» Анхег, когда корабль уже отплывал. – В этом году Совет состоится у тебя во дворце. Может быть, ежели мы потрудимся, то научим тебя еще и петь!
Следующим утром на рассвете Гарион и его близкие покинули Сендар и поехали по горной дороге в направлении Мургоса. Хотя прямой необходимости в этом не было, Гарион все же решил проводить друзей до самого дома. По мере продвижения на север их ряды неуклонно редели, что несказанно печалило Гариона, – он явно не готов был в одночасье расстаться со всеми.
Они ехали по Сендарии, греясь в лучах ласкового весеннего солнца, вскоре перевалили горный хребет и очутились в Алгарии, а примерно через неделю уже подъезжали к цитадели Хо-Хэга. Монарха несказанно обрадовала весть о благополучном исходе противостояния в Кориме, а затем он углубился в изучение Дал- Периворского договора. Поскольку психика и нервы у Хо-Хэга явно были много крепче, нежели у Анхега, великого умницы, но человека чересчур эмоционального, Бельгарат и Гарион сочли возможным во всех подробностях поведать монарху о неожиданном возвышении Эрионда.
– Он всегда был необычным мальчиком, – задумчиво заключил Хо-Хэг, выслушав их повесть. – Но, в сущности, в этом деле все необыкновенно – от начала до конца. Нам с вами довелось жить в дивные времена, друзья мои.
– Совершенно с тобой согласен, – ответил Бельгарат. – Будем надеяться, что теперь все поутихнет – хотя бы на время.
– Кстати, отец, – вмешался Хеттар, – король Ургит Мургский просил меня передать тебе его искреннюю благодарность.
– Ты встречался с королем мургов? И он не объявил нам войну? – искренне изумился Хо-Хэг.
– Ургит – самый необыкновенный мург во всем свете, отец, – ответил Хеттар. – Он благодарит тебя за то, что ты расправился с Таур-Ургасом.
– Странное заявление – он ведь как-никак сын убитого.
Тут Гарион деликатно раскрыл Хо-Хэгу тайну рождения Ургита, а алгарийский владыка то и дело прерывал его повествование раскатистым хохотом.
– Я знавал батюшку принца Хелдара, – сказал он. – Это очень на него похоже...
Дамы тем временем на разные голоса ворковали и сюсюкали вокруг Гэрана и малышей Адары, которых значительно прибавилось за это время. Фигура кузины Гариона красноречиво свидетельствовала о том, что ей вскоре вновь предстоит стать матерью, – большую часть времени она просиживала с мечтательной улыбкой на лице, прислушиваясь к волшебным переменам в себе. Новость о том, что Сенедра и Польгара тоже ожидают потомство, несказанно изумила и Адару, и королеву Силар, а Поледра лишь таинственно улыбалась. Гарион не сомневался, что бабушка знает много больше, чем говорит...
Дней через десять Дарник забеспокоился.
– Мы с тобою давненько не были дома, Пол, – заявил он однажды поутру. – Еще не поздно позаботиться о будущем урожае, да и по дому многое нужно успеть: починить ограду, проверить, не протекает ли крыша, ну, и так далее...
– Как ты решишь, дорогой, – безропотно согласилась Польгара.
Беременность волшебно преобразила великую волшебницу – теперь ее ничем нельзя было взволновать.
В день отъезда Гарион сам пошел седлать Кретьена. Разумеется, в цитадели было хоть отбавляй желающих сделать это за него, но король Ривы предпочел никому этого не передоверять. Предстояли церемонные прощания, Гарион же чувствовал, что не вынесет еще одного расставания с друзьями, а плакать прилюдно ему не хотелось.
– Прекрасный конь у тебя, Гарион.
Кузина Адара... Лицо ее было безмятежным, как у большинства беременных, и, глядя на нее, Гарион еще раз изумился, до чего же повезло Хеттару с женой. Так как он повстречался с Адарой первым, их навеки связали некие особые узы и особая любовь.
– Это подарок Закета, – коротко ответил он.
Гарион предпочел бы, чтобы беседа их ограничилась лошадьми, тогда ему, скорее всего, удалось бы сдержать свои чувства. Однако Адара пришла сюда вовсе не за этим. Она нежно обхватила Гариона за шею и поцеловала его.
– Прощай, мой родной...
– До свидания, Адара, – ответил Гарион внезапно севшим голосом. – До свидания...
Глава 28
У короля Ривы Бельгариона, Повелителя Запада, Господина Западного моря, Богоубийцы и славнейшего в подлунном мире героя завязался горячий спор с августейшей его супругой, королевой Ривы Сенедрой, августейшей принцессой Толнедрийской империи и жемчужиной королевского дома Боурунов. Предметом разногласий была борьба за почетное право держать в объятиях кронпринца Гэрана, наследника престола Ривы, наследного Хранителя Шара Алдура и в недалеком прошлом Дитя Тьмы. Августейшая чета ссорилась уже не первый час, трясясь в седлах, они удалялись от столицы Алгарии, направляясь в Вейл Алдурский.
Но вот Сенедра стала постепенно сдавать позиции. Как и предсказывал бессмертный волшебник Бельгарат, руки ее начали уставать, и она передала дитя отцу, испытав при этом некоторое облегчение.
– Смотри, чтобы он не свалился с коня! – предостерегла она мужа.
– Да, дорогая, – ответил Гарион, усаживая сына на луку седла.
– И следи, чтобы он не обгорел на солнышке!
Вырванный из рук злобной Зандрамас Гэран снова стал милым и покладистым. Он уже говорил коротенькими фразами, и личико его выражало величайшую серьезность, когда он что-то втолковывал отцу. Он то и дело указывал пальчиком на оленей и шмыгающих в густой траве кроликов. Белокурая кудрявая головка его покоилась на отцовской груди – дитя было всем вполне довольно. Но однажды утром Гэран все же закапризничал, и Гарион не придумал ничего лучшего, как дать ему поиграть Шаром Алдура. Гэран был в полном восторге – он держал Шар в ладошках, зачарованно уставившись в его мерцающие глубины. То и дело поднося его к уху, малыш подолгу внимал его песенкам. Похоже, Шару все это нравилось ничуть не меньше, чем ребенку.
– Послушай, Гарион, это дикость! – ворчал Бельдин. – Ты превратил самый могущественный во вселенной магический атрибут в детскую цацку!
– Но ведь Шар принадлежит Гэрану или будет принадлежать, не все ли равно? Им следует поближе узнать друг друга.
– А ежели пацан его потеряет?
– Неужели ты и в самом деле считаешь, Бельдин, что Шар можно потерять?
