Не поведать и о десятой части всех тех бесценных и прекрасных диковин, коими полнился замок Кротеринг: о его тенистых дворах и колоннадах, усыпанных драгоценностями и благоухающих дорогими пряностями и диковинными цветами; о его спальнях, в которых, казалось, был пойман подобно Афродите в ее золотых сетях сам дух сна, навевавший такую дремоту, что никто не мог долго бодрствовать в этих покоях, борясь со сладким изнеможением; о Солнечном и Лунном Покоях, и об огромном серединном зале с его галереей и лестницами из слоновой кости, — рассказ обо всем этом лишь пресытил бы воображение образами безмерного великолепия и роскоши.
Этим вечером не случилось больше ничего, помимо прибытия на закате дня Зигга, а поздней ночью — братьев Волла и Визза, что скакали сюда во весь опор, подчиняясь слову Юсса. Наутро лорды Демонланда, позавтракав, предались отдыху, а с ними и леди Мевриан. Они уселись в беседке с крышей из кедровых балок, покоившихся на мраморных колоннах, увитых темно-красными розами, глядя на восток, на утопавший в зелени сад. Погода была чудесная, и густая роса лежала на блеклых лужайках, террасами спускавшихся меж цветочных клумб к пруду, в прохладных зеркальных водах которого распустились навстречу небесам желтые и малиновые лилии. Все цвета были теплы и чисты, но чуть приглушены, подернутые сероватой дымкой летнего утра.
Они расселись кто где: в креслах и на скамьях, у вазы из темно-зеленого жадеита, в которой росли прекрасные зеленовато-желтые лилии с обнажавшими алые пыльники заворачивающимися лепестками, и весь воздух был пропитан их душным и сладким ароматом. Огромная жадеитовая ваза с лилиями была круглой и низкой, как тело черепахи. Она была украшена резной чешуей, будто тело дракона; на одном ее конце разинула пасть голова дракона, а на другом подобно ручке корзины загибался назад его хвост; на хвосте были высечены небольшие передние и задние лапы с когтями, и маленькая головка на кончике хвоста кусала большую. Тело поддерживали четыре ноги, и каждая из ног представляла собой стоящего на задних лапах маленького дракончика, чья голова врастала в туловище большого дракона, как соединяется с телом бедро или плечо. В изгибе драконьей шеи, опираясь спиной на его голову, восседал в непринужденной и грациозной позе лорд Брандох Даэй; одна нога его касалась земли, а другая раскачивалась в воздухе. В руках его была переплетенная в красновато-коричневый с золотом сафьян книга, подаренная ему в былые годы Гасларком. Зигг наблюдал, как он лениво перелистывает страницы, пока остальные беседовали, и затем, наклонившись к леди Мевриан, прошептал ей на ухо:
— Разве не способен он покорить и подчинить себе весь мир, твой брат? Муж он неистовый, но столь прекрасный и милый взору, что диву даешься.
— Это истинная правда, господин мой, — ответила она, улыбнувшись.
Тогда заговорил Спитфайр.
— Молю тебя, почитай же нам из книги Гро, — произнес он, — Ибо душа моя пылает в предвкушении сего путешествия.
— Написана она несколько невразумительно, — сказал лорд Брандох Даэй, — Да еще и чертовски длинно. Половину прошлой ночи провел я в ее изучении, и мне вполне очевидно, что к горам этим нет иного пути, кроме как через Моруну; по Моруне же (если Гро говорит истинно) ведет лишь одна дорога — от Залива Мюэльвы: «xx дней пути с севера на юго-запад». Ибо повествует он здесь о ключах, что встречаются на пути; в прочих же частях пустыни, говорит он, ключей нет, кроме ключей ядовитых, в которых «воды во всякое время бурливы как в кипящем котле, и отчасти сернистый и неприятный дух имеют», а также «Почва здесь не родит ни травы, ни иного растенья, опричь ядовитых шампиньонов и поганок».
— Истинно ли говорит он? — промолвил Спитфайр. — Он перебежчик и изменник. Почему бы не быть ему заодно и лжецом?
— Он ученый, — ответил Юсс. — Прежде, когда он жил в Гоблинланде, я хорошо знал его и считаю, что неверен он лишь в том, что касается политики. Он проницателен и обожает козни и интриги, но, как я думаю, в любой ссоре питает необычную слабость к проигрывающей стороне, из-за чего часто оказывался в беде. Но в этой книге о своих путешествиях он, как мне кажется, наверняка говорит правду, ибо врать ему здесь ни к чему.
Леди Мевриан с одобрением взглянула на лорда Юсса и глаза ее сверкнули, ибо по душе ей было слушать о людях нравов столь благочестивых.
— О Юсс, сердечный мой друг, — сказал лорд Брандох Даэй, — Слова твои исходят, как и всегда, из настоящего кладезя мудрости, и я согласен с тобой. Книга эта послужит нам руководством, которому мы последуем без суматохи, но как опытные воители. Если нужная нам дорога в Морну Моруну начинается у Залива Мюэльвы, то не надлежит ли нам отплыть прямо туда и пристать у берегов Залива, местности вокруг которого никем не населены, вместо того, чтобы направиться в одну из близлежащих гаваней Внешнего Импланда — такую, как Арланское Устье, куда вы со Спитфайром плавали шесть лет назад?
— Нет, на этот раз в Арланское Устье не поплывем, — сказал Юсс. — Будь у нас желание подраться с проклятыми тамошними жителями, мы могли бы нечаянно найти там себе забаву, но каждый день нашей задержки означает для моего брата еще один день в неволе. У имповских принцев и Фазов есть в прибрежных землях множество укрепленных городов и крепостей, и у самого берега, на островке на реке Арлан, что в Орпише, находится великий замок Факс Фай Фаза, в который мы с Голдри загнали его из Лиды Нангуны.
— Это тоже не лучшие места для высадки на берег, — промолвил Брандох Даэй, листая книгу. — Вот, что он говорит: «Импланд Мор начало берет на западном берегу устья Арлан и занимает все земли до самого мыса Сибрион, а оттуда на юг до Корша приблизительно на vij сотен миль, море же там капризный нрав имеет, и нет там гаваней, для судов подходящих».
После долгого обсуждения и изучения этой книги Гро они решили поступить так: отплыть в Импланд через Проливы Меликафказа и Дидорнийское Море, а затем пристать в Заливе Мюэльвы и отправиться через пустыни в Морну Моруну той самой дорогой, которую описал Гро.
— Прежде, чем мы оставим это, — произнес Брандох Даэй, — послушайте, что говорит он о Коштре Белорн. Он видел ее из Морны Моруны, о которой пишет вот что: «Местность холмиста и песчана, и не растут здесь ни древа, ни злаки, однако, как в лесу, вдоволь здесь вереска, торфяников и мхов, а равно и каменистых бугров. На бесплодных песчаных и вересковых пустошах множество нор, где гнездятся змеи; там же, на Омпреннском Обрыве, словно на границе мироздания, стоит небольшая круглая крепость Морны Моруны, выветрившаяся и вся в руинах. Эта крепость сгорела во время войны, разграбленная и разоренная королем Витчланда Горайсом Четвертым в дни незапамятные. Говорят, что проживал там народ безобидный и кроткий, и не было никакой нужды Горайсу обходиться с ними столь жестоко, когда он приказал всем жителям явиться пред ним и затем одних сразу умертвил, а других сбросил в пропасть. Немногие уцелевшие бежали в нехоженые леса Бавинона и, несомненно, погибли там в муках и нужде. Некоторые полагают, что именно за это жестокое деяние и был король Горайс пожран духами Моруны вместе со всем своим войском, из которого лишь один воин вернулся восвояси, дабы рассказать, какая участь их постигла». И вот, слушайте: «Из Морны Моруны узрел я на юге две великих вершины, высившихся над Бавинаном подобно двум прекрасным королевам в небесах на расстоянии примерно xx лиг отсюда, над множеством других высочайших гор, покрытых льдами. Вершины эти, как я узнал, назывались так: одна — Коштро Билорн, а другая — Коштро Пиврарка. Я созерцал их непрерывно до захода солнца, и было это прекраснейшим и наивеличайшим и великолепнейшим из чудес, что когда-либо зрили глаза мои. Вслед за этим беседовал я с малыми созданиями, что живут в руинах и кустах растущих поблизости, как имею я обыкновение, и среди них с теми птицами, что зовутся стрижами, чьи лапки столь малы, что кажется, будто их нет вовсе. И маленький стриж, что сидел в кустах малины или ежевики, поведал мне, что никому не дано живым забраться на Коштру Белурн, ибо горные мантикоры[64] непременно пожрут мозги того, кто придет туда. Если же ему повезет избегнуть этих мантикор, то и тогда ни за что ему не взобраться на громадные ледяные и каменные утесы Коштре Белурн, ибо невозможно
