использовать последний шанс.
— Вы золото любите? — как можно равнодушнее спросил офицер.
— Молчать! — приказал казак. — Я не разрешал говорить.
— Можно говорить? Я майор…
— Должен сказать: разрешите обратиться, — вразумлял казак.
— Отпустите меня. Я вам золото дам.
— А где золото? — спросил Кондрат Карпович.
Фашист оживился. Он достал из-под подкладки шапки ценности, которые, наверное, всегда хранил при себе, высыпал на стол. Немец был уверен, что русский не устоит.
— Много золота, бери, только отпусти.
— Это же зубы, серьги, кольца!
Старый казак чуть не рванул спусковой крючок винтовки.
— Смирно, сволочь! — закричал он вне себя от ярости. — Два шага назад, скотина. Кого агитируешь, сукин сын? — усмехнулся он. — Меня, донского казака? Руки по швам, холуй! Что нужно сказать?
— Спасибо, — процедил немец.
— Балда. Следует сказать: рад стараться. Понял? Повтори. — Казак вспомнил уроки словесности в старой армии: — Кто ваш командир?
— Не знаю, — ответил немецкий майор.
— Не могу знать, должен ответить. Не бил, наверное, фельдфебель тебя по морде на уроках словесности.
— Не могу знать, — повторил майор слова старого казака.
— Балда, — махнул рукой Елизаров.
— Рад стараться.
Казак разрешил немцу сесть и стал закуривать. Гитлеровец смотрел на конвойного, трусливо думал: «Броситься, пока крутит цигарку». Но грозный взгляд казака осадил его. Он решил искать других путей.
— Господин благородный начальник…
— Благородный, — передразнил Кондрат Карпович. — Свинью теткой назовешь, когда на хвост наступят, шкура. Говори, что хотел сказать.
— Разрешите золото назад взять.
Немец боялся этих улик, покусывал губы.
— Пускай лежит, — сказал казак, — мы прикажем тебе раздать эти вещи: хозяевам.
Гитлеровец обозлился.
— Не найдете хозяев, разве на том свете только.
Казак гневно прищурился.
— Отправим тебя за ними, там встретишься.
Немец сморщился, зло сощурил глаза, следил за движениями старика, решив в удобный момент броситься на него. Казак взялся за спички. Гитлеровец напрягся, приготовился, скосил глаза на окно. Но казак, прикуривая, не спускал глаз с пленного и погрозил пальцем, когда тот шевельнулся. Немец замер.
— Какого полка? — стал допрашивать казак. — Сколько штыков в части? Говорите только правду, а то… — показал он приклад.
— В нашей службе нет штыков, только автоматы и пистолеты.
— Пономарь. По-военному штык — солдат.
Немецкий майор не понимал этой условности. Он на вопросы Кондрата Карповича отвечал только что заученными словами: «не могу знать», «рад стараться». Старый солдат продолжал расспрашивать: какого полка, сколько солдат в части? Немец в ответ говорил, что он находился не в части, а на конфиденциальной службе. Кондрат Карпович, не разобравшись в терминах, махнул рукой и сказал с досадой:
— Угодил черт на мою голову.
В вестибюле раздался, звонкий голос Михаила. Он рапортовал: «Товарищ генерал, подразделение заканчивает очистку здания от врага…»
Кондрат Карпович не выдержал, высунул голову в дверь, чтоб глянуть на генерала. Генерал пожимал руку Михаилу. Кондрат Карпович оглянулся назад — немца не было: выскочил в окно.
— Утек, черт! — бросился казак к окну и махнул через подоконник на улицу.
В комнату вошли генерал Якутин, командир полка Дорожкин, Пермяков и Михаил.
— Золотые вещицы? — удивился генерал, заметив капитал немецкого майора. — Откуда?
У генерала выступили желваки.
— Наверное, старик у немца изъял и в сердцах повел его на тот свет, — строил догадки Пермяков.
— Нет, он дисциплину уважает, — заступился за отца Михаил.
Генерал разложил на столе карту, поставил перед командирами новые задачи. Приказал все время держать связь и по телефону и через связных: могут в любую минуту дать команду «по коням!».
Кондрат Карпович внес на спине немецкого майора и брякнул на стул.
— Цапал коршун, сцапали и коршуна, — сказал он крутое словцо. — Хотел в голову стукнуть, но счастье твое, что командир приказал караулить тебя живого. Видали, чем занимался? — он указал на золотые вещи.
— Золотых дел мастер, — усмехнулся генерал. — Такие в кармане плоскогубцы носят. Увидят человека с золотыми зубами — охоту начинают. Так добывали золото? — спросил он пленного.
Немец молчал, делал вид, что не понимает.
— Что, уши заложило? — сурово спросил Кондрат Карпович.
— Я имею рану, перевязку требую, — сказал немец.
— Слыхали: требую, — иронически протянул генерал.
— Режьте сапог, — застонал немецкий майор.
— Что? Портить обувку. Ишь, неженка, — сдернул казак сапог. — Есть перевязной пакет? Нет. На свадьбу, что ли, ехал? — достал он свой индивидуальный пакет. — Мы, ополченцы, и то запаслись, — перевязывал он пленного. — Скажи теперь свою службу генералу. Только правильно.
Кондрат Карпович как будто заколдовал немца. Пленный посмотрел на генерала и заробел. Врать боялся — дрожал за свою шкуру.
— Моя служба конфиденциальная, — сказал он.
— Тайная? Гестапо? — спросил генерал. — Предпочли плен сопротивлению?
— Превратность судьбы. Тигр и тот попадает в руки дикарей.
— Слыхали, земляк? — обратился генерал к Кондрату Карповичу. — Тигр в ваших руках.
— Который мышей ловит, — сказал старый казак. — Угостить бы этого тигра черным табаком, и свято.
— Это успеется, — заметил генерал. — Мы не изверги. Если заслуживает наказания, — глянул он на золотые вещи, — передадим в трибунал. Пока отправьте его в отдел разведки на допрос.
Все вышли в вестибюль. В три ряда стояли немцы. Элвадзе считал пленных. Он был без шапки. Увидев генерала, поспешно схватил с полу каску убитого бойца, надел ее, отдал рапорт.
Елизаров-младший повел подразделение дальше, продолжать бой в центре города.
От Дона поднимались свежие части, полк народных ополченцев. На театральной площади, исполосованной чугунными когтями гусениц, застыли немецкие танки. Из некоторых еще изредка стреляли, но в этих последних попытках было что-то безнадежное. Советские танки и подвижная артиллерия в упор расстреливали «тигров» и «пантер». Немцы сдавались. Одни выбрасывали белые платочки, другие — полотенца, третьи разувались, брали в руки портянки и выходили из подбитых машин. Пленных долго не держали — они мешали. Их угоняли за Дон. Советские танки разворачивались и устремлялись на улицу Энгельса. За ними ринулось подразделение Елизарова-младшего.
В окнах кирпичных домов, в просветах подвалов торчали хоботы немецких пулеметов, брызгавших раскаленной сталью. Прижимаясь к стенам, казаки подкрадывались к смертельным очагам огня,
