языковой барьер и почти ничего не знаем о том, что другой считает правильным, а что обидным. Тебе не кажется, что нам надо в обязательном порядке подробно обсуждать любое непонимание?
— Это все так, конечно, я только думаю, что все равно ничего путного у нас не в…
Тут он напарывается на мой взгляд и замолкает. Да, взгляд у меня тяжелый, знаю. В детстве мама запрещала кепку носить, а то, говорит, из-под козырька совсем как дуло.
— Ну — говорю.
— Ну… ты могла бы вчера уйти спать к себе.
Вот тут у меня уже и правда самопроизвольно открывается рот.
— Аэ-кхэ, раньше тебя, кажется, не обижало, что я остаюсь на ночь… И вчера ты у меня дрых — и ничего…
— А я так и не понимаю, зачем тебе это надо было. Ты попросила — я остался. Но после секса это уже вовсе ни в какие ворота. — Он снова поджимает губы. — Я уж ждал-ждал, может, ты подвинешься, я бы сам ушел в другую каюту… В итоге заснул.
Наверное, такими большими у меня глаза никогда еще не были и не будут.
— Ты мог бы меня разбудить и выгнать, если тебе было так неприятно.
— Ну что ты, как я мог тебя выгнать… И потом, это ничего не изменило бы, только поругались бы посреди ночи. — Он кривится и смотрит в сторону.
У меня закипают мозги. Нет, это что-то невообразимое, я не вижу тут логики вообще! Тру лицо ладонями. Может, это я все еще туплю с утра?
— Слушай, — говорю, — Азамат, присядь. И объясни мне толком, чем плохо то, что я осталась на ночь? Чем именно тебя это оскорбляет?
— Ну как чем? — Он послушно садится, я плюхаюсь к нему на коленку в надежде, что физический контакт заставит его думать обо мне в приятном ключе. — Тем, что ты заснула, конечно!
— Я каждый вечер засыпаю, — говорю. — Ты можешь мне объяснить, почему именно вчера тебя это обидело?
Он уже явно не знает, какими еще словами сказать, чтобы мне стало понятно.
— Ну… ну прямо после секса… то ли тебе так скучно было, то ли я тебя утомил так, что ты просто где сидела, там и упала! Я понимаю, если бы тебе это было в принципе неприятно, а так получается, что я тебя в тоску вогнал. Думал, ты нарочно меня дразнишь, но если ты действительно просто заснула, то лететь на Муданг нет ни малейшего смысла.
Несколько секунд я сижу неподвижно и перевариваю. Это ж как надо вывихнуть мозги…
— Э-э… — содержательно говорю наконец, — а что, по-твоему, от хорошего секса нельзя устать? Особенно после длинного и трудного дня? Тем более что ты хочешь, чтобы я была сверху? Это, знаешь ли, выматывает.
Он хмурится.
— Ну собственно о том я и говорю. Если я тебя утомляю, то зачем я тебе нужен?
Боже, упаси меня от дикарей с комплексами!
— Видишь ли, Азама-а-ат, — сладко тяну я. — Если я устала, это еще не значит, что мне не понравилось. Вчера все было просто чудесно, и я бы, конечно, не заснула на лету, если бы знала, что ты обидишься. У нас это просто в порядке вещей. У нас даже выражение «спать с кем-то» означает заниматься сексом…
— Да? — восклицает Азамат, широко раскрывая глаза. — А я-то все никак понять не мог…
Я начинаю ржать и обнимаю его за шею, чтобы он не принял на свой счет.
— То есть у вас принято оставаться на ночь? — продолжает осмысливать он.
— Ну да, конечно. Понимаешь, мне и в голову не могло прийти, что это может тебя обидеть.
Он качает головой в полном шоке.
— С ума сойти, как же странно у вас все устроено… Но ведь на одной кровати спать неудобно…
Я уже давлюсь от смеха.
— Тебе разве было неудобно?
— Да мне-то что, я как лег, так и проснулся, не пошевелившись. И ты тоненькая, мало места занимаешь. Но остальные-то как?
— У нас, — говорю между спазмами хохота, — кровати делают большие, на двоих!
— Хм… — Он серьезно задумывается над проблемой. — Это выход, пожалуй. Но все равно ведь нужно с собой одежду приносить на утро… а то и полотенце… Зачем так сложно? Можно ведь просто уйти к себе и не мучиться.
— Ну-у, видишь ли, обычно если муж и жена ладят между собой, то никакого «к себе» и нету. Просто спят вместе, и все.
— То есть как, в одном доме? — еще больше удивляется Азамат.
— Конечно, в одном доме, — удивляюсь и я тоже, — а у вас что, в разных?
— Конечно, в разных! Ну только если совсем уж бедные и не на что второй построить… но хоть в разных комнатах…
— А у нас вместе, — мотаю я головой. — Что делать будем?
— То есть?
— Ну ты предпочитаешь, чтобы я жила где-нибудь подальше?
— Не-эт! Что ты… То есть обычно так и делается, но мне очень нравится с тобой, я не думал, что…
Он окончательно путается в словах, и я его целую, чтобы выглядело, как будто это я не дала ему договорить.
— Не переживай, знаю, что ты не пытаешься от меня отделаться. И я вполне способна ночевать в своей каюте. Хотя конечно, с тобой мне уютнее и спокойнее, но если тебе это неприятно, то так и быть…
— Да нет, я совсем не против. Если это у вас так принято, то пусть так и будет. Мне очень хорошо с тобой, просто у нас без нужды вместе не спят…
— Ну и кто из нас создает себе трудности? — усмехаюсь я.
Вот если Азамат сидит на низкой кровати и коленки у него торчат вверх, а я сижу на его коленке, то ему совсем немного надо до меня нагибаться. Чем мы и пользуемся некоторое время, пока жажда к знаниям у меня не побеждает прочие желания.
— Слушай, а вот эти женщины, которые были вчера на встрече, — они красивые?
— Ну Эрдеген когда-то была, хотя я этого уже не помню, а две другие — да, конечно, — пожимает плечами Азамат. — Особенно Эсарнай, конечно.
Ну, хоть тут мы примерно совпадаем в оценке.
— То есть у вас приветствуется, чтобы женщина была потолще? — продолжаю выяснять я.
— Естественно, красивая, дородная женщина — это просто мечта.
— Хм. А как тогда у вас получается, что я красивая?
Азамат пару раз моргает, осмысливая мой вопрос.
— Ну Лиза, ну ты сравнила! То ведь муданжские женщины, самые обычные. У муданжской женщины если тела много, значит, здоровая, детей здоровых родит, да и уговорить проще. Стройные, конечно, красивее, так они и дрожат над своей красотой, лет до тридцати не рожают, а там уже и дети получаются хиленькие. Но кто же тебя так будет оценивать! Ты же вылитая Укун-Тингир с картинок из древних легенд!
— Вылитая… кто?
— Сейчас покажу, если пустишь, — усмехается Азамат.
Я сползаю на кровать, и он достает с полки одну из пластиковых книг, раскрывает на середине. Книга оказывается репродукцией какого-то древнего-предревнего манускрипта, просто сфотографированные листы бумаги — или даже пергамента? — сшиты в книжку. Разобрать слова невозможно, буквы на себя не похожи, да еще и затерлось все. Зато каждая страница в красивой узорчатой рамочке, а первая буква превращена в картинку на пол-листа. На картинке девица с абсолютно белыми волосами, похожими на каракуль, тычет мечом в брюхо некой твари вроде перекормленного тритона. Девица действительно довольно тощая.
