— Это он просто завидует, — хихикает Азамат. — Он сам отвратительно готовит.
Мне остается только подвигать бровями в том смысле, что у этого человека, кажется, вообще нет положительных качеств.
— Он хоть что-нибудь делает хорошо? — спрашиваю.
Азамат пожимает плечами:
— Боги его любят. Слушай, ну как же вкусно, кто бы мог подумать, что это какие-то жалкие овощи!
— Чего ж жалкие? Хорошие овощи.
— А что, они бывают лучше и хуже? — смеется Азамат. — По мне-то все одно трава.
— Конечно, бывают. И что-то мне подсказывает, тамлинги знают в них толк. Они ведь чуть ли не все вегетарианцы.
Азамат только качает головой, закусывая хлебушком. Хлеб тоже хорошо удался на тамлингских дрожжах.
— А нельзя у вас попробовать земной еды? — спрашивает из-за общего стола какой-то стриженый парень, с которым я еще не успела познакомиться как следует.
Против него тут же поднимается волна бухтения, чтобы не наглел.
— Щас, — говорю. — Жуйте свое мясо и радуйтесь.
Азамат посмеивается.
— Только чур ужин я делаю, — заявляет он внезапно. — А то все-таки плохо это, что я тебя работать заставляю.
— Ничего подобного, — смеюсь. — Просто у нас взаимопомощь. Но вперед, делай ужин, будем чередоваться.
Сметаем мы все подчистую.
После обеда ухожу к себе, хочу проверить почту, а на буке у меня сидит зверь. Я даже не сразу понимаю, что он не настоящий, а игрушка. Или статуэтка, не знаю, как назвать. В общем, сидит там очень натуральный заяц размером с мышь от бука, и, кажется, он вырезан из дерева. Хм… В мой кабинет кроме меня только один человек мог попасть, и он, видно, свято следует правилу подкладывать подарки тайком. Очаровательная зверушка, просто как настоящая. Похоже, у нас взаимообмен наладился.
В буке письмо от мамы, которая наконец-то получила золотишко после восьми проверок на таможне. Мне кажется, что по поводу лилий она радовалась несколько больше, но зато этим добром уже успела похвастаться всем подругам, бабушке и Сашке, который (вот невежа!) велел беречь все это дело для потомков, а потом сдать в музей. Бабушка же, оторванная от сотого перечитывания Троллопа, отстраненно заявила, что лучше бы эти деньги пошли на создание школ и библиотек и что вот она, между прочим, самолично внедрила на двух планетах тотальную грамотность, а мы… Дальше ее никто не слушал, потому что бабушка, кроме своих достижений в области просвещения, может говорить только об ошибках в речи телеведущих. Что-то я смотрю, мое семейство выглядит просто оплотом культуры, кто бы мог подумать.
По контрасту с этим приходит письмо от подруги, той самой, которая собиралась работать в космосе. Ее занесло в М-81 в штате тамлингского летучего ресторана в качестве санинспектора. Собираются припарковаться на несколько месяцев, а там эти страшные, огромные, как их, на букву му, она их боится. Отлепив лоб от столешницы, объясняю, что бояться можно всех, кроме них.
Стук в дверь. Открываю, там тот самый парень, который просил поделиться баклажанами. Плечистый такой, даже несколько полноватый.
— Абозорху, — представляется он с несколько самодовольным видом, протягивая мне руку. Это первый муданжец, который вспомнил о рукопожатии.
— Элизабет, — киваю, отдавая дань вежливости. — Чем могу быть полезна?
— Вы знаете, в последнее время я что-то стал плохо спать по ночам, — говорит он, не отпуская мою руку, пока я не тяну ее на себя. — Вы не могли бы мне помочь?
— Как часто не можете заснуть?
— Да каждую ночь, часами.
Что-то он не выглядит сильно уставшим.
— А днем спите? — спрашиваю.
— Нет, какое, днем работать надо, я ведь навигатор.
— И сильно устаете?
— Да ужас вообще, — отвечает грустным голосом, поднося руку ко лбу. — Только и думаю весь день, как спать буду. Вот даже к вам пришел, хотя никогда в жизни у целителя не был, — и берет меня за руку опять. — Вы же мне поможете?
— Помогу, помогу, — высвобождаюсь. — Кофе, чай пьете?
— Только гармарру, — говорит он, подходя ко мне поближе.
Хм, а пахнет-то от него не гармаррой.
— А алкоголь? — спрашиваю подозрительно. — Для храбрости приняли?
— Ну-у есть немного, — смущается посетитель. — Все-таки к такой прекрасной женщине идти со своими проблемами… Знаете, были бы вы моей женой, ни за что бы не допустил, чтобы вы работали.
— Это очень интересно, — говорю холодно, — но, к счастью, я не ваша жена. Так вот…
— Неужели вам нравится такое положение дел? — с придыханием спрашивает он, оказавшись внезапно как-то очень близко. — Неужели вам не хочется
Я открываю дверь с пульта.
— Пошел вон, — говорю. — Раз здоровый, то нечего тебе тут делать.
Из-за двери на меня смотрят круглые глаза — оказывается, там топчется Ирнчин. Поскольку Абозорху не рвется выполнять команду, я быстро пользуюсь ситуацией.
— О, Ирнчин! — говорю приветливо. — Тут молодой человек заблудился немного, выведи его, пожалуйста!
Ирнчин, на которого Азамат в свое время водрузил обязанность меня охранять, подчиняется беспрекословно. Впрочем, ему стоит только приблизиться к Абозороху, как того и след простывает.
— Он вас не обидел? — спрашивает мой хранитель строго.
— Да нет, так, клеиться пришел, несмотря на то что я замужем.
— Да-а, этот такой. Небось и представился «Абозорху»?
— Да, а как?
— Нету у него никакой «А»! — рявкает Ирнчин. — Придумал, понимаете, и головы дурит девушкам.
— Логично, — говорю. — Удивительно, что он такой один. Ну ладно, а ты-то по делу или так, в гости?
— Да я… — мнется Ирнчин. — Тирбиш хорошо, конечно, готовит, но этот маринад…
Выдав Ирнчину ложку сиропа от изжоги, отправляюсь на поиски Азамата. Ему, вероятно, будет интересно узнать, что кто-то в его команде ко мне приставал.
Он обнаруживается на капитанском мостике, где делает строгое внушение пилотам, чтобы не крошили чипсами над пультом управления. Впрочем, это, видимо, не впервые, и на результат он не очень надеется, так что при моем появлении легко оставляет тему.
— Лиза! — оборачивается он с широкой улыбкой. — Спасибо тебе! — демонстрирует кончик косы с моим гизиком. По-моему, хорошо вписался.
— Тебе тоже спасибо, — говорю, — очаровательный заяц.
Притягиваю его за косичку вниз, чтобы поцеловать. Потом смотрю — пилоты на меня косятся, как будто я делаю что-то ужасно неприличное. Азамат слегка краснеет.
— Ну ты уж при посторонних-то, — упрекает меня тихо, выводя с мостика. — Я думал, сказать что-то хочешь.
— Э, — говорю, — надо было предупреждать, что у вас нельзя целоваться при посторонних.
— Не то чтобы совсем нельзя, красивым-то можно…
