подписанное Родариком Маунтфальконским, и письмо, где говорится, что меня и капитана Блэкхарта направили за границу по особо важному поручению.
Генерал взял бумаги и внимательно их изучил.
— Блэкхарт, — сказал он, бросив острый взгляд на Вилла. — Мне кажется, я имел честь встретиться с вашей женой. Она внучка сэра Бастиана?
Вилл натянуто поклонился, предпочитая не подтверждать это заведомо ложное предположение.
— Странно, что вы путешествуете одной дорогой, но порознь и по разным делам.
Вилл снова поклонился, еще более натянуто. Генерал продолжал несколько минут хмуро его разглядывать, потом покачал головой и повернулся к Блэзу. Он задал несколько сухих вопросов и, казалось, был совершенно удовлетворен ответами, потому что выписал пропуск на обратной стороне письма и отдал все бумаги обратно Трефаллону. И покинул палатку, еще раз внимательно взглянув на Вилрована.
— Ну и зачем разыгрывать такое безразличие и гордо молчать? — раздраженно спросил Блэз. — Или ты нарочно хотел его убедить, что ты изверг, бьешь свою жену, а теперь еще и гонишься за несчастной, когда ей наконец удалось сбежать со своим дедушкой?
Вилл пожал плечами.
— Какая разница, что он подумал, пропуск он все равно выписал. Но если мы перешли к вопросам, лейтенант, может быть, вы объясните мне, откуда у вас эти бумаги?
Блэз последовал за ним к выходу из палатки, качая головой.
— Вилл, ну не надо дуться только потому, что Родарик отдал их мне. Я, конечно, должен был раньше о них сказать, но, по правде говоря…
— По правде говоря, — бросил Вилл через плечо, взлетая в седло, — было решено, что я могу их случайно потерять.
— Ничего подобного, — терпеливо ответил Блэз, отвязывая повод и взбираясь на гнедого. — Было решено, что ты — ходячая цель для любого заговорщика. А меня они, мы искренне надеемся, пока не знают — ведь горбач, который мог меня опознать, сейчас всего лишь горстка пепла, несомая ветром по улицам Фенкастера.
Они пересекли горы и спустились в долину Кэтвитсена, направляясь на запад, в болотистую равнинную местность у слияния трех рек — Кэткина, Ила и Виндля. В этих местах свирепствовала лихорадка, и летом она уносила немало людских жизней. Но в такое время, как сейчас, в начале года, там обычно бывало приятно. И все же, несмотря на то что фенхель и водяной болиголов уже зацвели, казалось, эта земля в трауре. По крайней мере раз в день Блэз и Вилл проезжали мимо похоронной процессии: десяток черных барж, чередой проплывающих по заросшей камышом реке, или странная процессия женщин и детей в черных покрывалах, медленно бредущая по поросшему осокой ветреному склону холма. На каждом кладбище под серебристыми ивами виднелись свежие могилы.
В течение следующих двух недель Вилл все больше и больше мучился от бессильного раздражения. Дважды, когда они с Блэзом останавливались в таверне или на постоялом дворе, чтобы навести справки о пожилом джентльмене и юной леди, путешествующих в ландо, их отправляли в каком-нибудь новом направлении, но лишь для того, чтобы конце концов они обнаружили, что это совсем не те люди.
Однажды вечером, когда они прибыли в Руммени, их никуда не пустили на ночь под тем предлогом, что все постоялые дворы и дома были на карантине по случаю желтой чумы. За то время, пока они, желая только одного — поесть и отдохнуть, доехали до следующей деревни, их четыре раза за три часа остановили военные патрули и потребовали пропуска.
Даже погода обернулась против них. Целую неделю лил проливной дождь. Реки бушевали, заливали дороги, сносили мосты, в результате им постоянно приходилось искать дорогу в объезд. Когда дождь перестал, наступило недолгое затишье, а потом поднялась такая сильная буря, что ветер выламывал ветви деревьев, срывал крыши и даже выдирал из земли камыши и рогоз.
Чем дальше они ехали по Кэтвитсену, тем хуже становились постоялые дворы. Кровати жесткие, еда приготовлена отвратительно, хозяева, официанты и горничные грубили наперебой. Однажды им на ужин не досталось ничего, кроме сардин. На следующее утро на завтрак была горелая каша. Их сапоги были давно не чищены, белье мечтало о стирке — постепенно Вилл и Блэз стали такими же грязными и озлобленными, как местные жители.
А хуже всего, по крайней мере для Трефаллона, было переменчивое состояние духа его спутника. То он был весел и бодр, то угрюм до невозможности, настроение Вилла казалось непостояннее местной погоды.
Мир менялся, тот порядок вещей, к которому он привык, рушился на глазах, и он чувствовал свою ответственность за это. Старый порядок, конечно, нельзя было назвать идеальным, но он, по крайней мере, был безопасным, предсказуемым. Вилрован всегда презирал тех своих приятелей, кто предпочитал спокойный, оседлый образ жизни. Но сейчас он начинал понимать ему цену — как раз тогда, когда уже, казалось, никто не смог бы почувствовать себя в безопасности в этом мире.
Когда Виллу казалось, что его поиски увенчаются успехом, он воспарял духом. Стоило им столкнуться с очередной неудачей, он впадал в бешенство. В тот день, когда стало очевидно, что они окончательно сбились со следа, Вилл и Блэз чуть не подрались.
Но однажды поздно утром они приехали в небольшую деревушку на берегах Кэткина. Трефаллон поехал наводить обычные справки в полуразвалившейся таверне на той стороне лужайки, а Вилл остановился в более респектабельной таверне и неожиданно застал Лили и сэра Бастиана прямо за завтраком в столовой.
Он окаменел на пороге, удивленный, что в его душе поднялась такая буря эмоций. Хотя он с самого начала знал, что Лили путешествует не одна, но, увидев, как она сидела там спокойно и ела тосты и селедку с другим мужчиной, Вилл почувствовал, что кровь закипает у него в жилах.
Но ярость прошла. Он быстро пересек комнату и поклонился сэру Бастиану.
— Сэр, — сказал он холодно, — мне кажется, вы должны мне все объяснить.
Лили протянула к нему руку, то ли приветствуя, то ли протестуя.
— Нет, Вилл, это я…
Но она больше ничего не успела сказать, Вилл поднял ее со стула, крепко обнял и уткнулся лицом в ее волосы.
— Ты ничего мне не должна, — страстно сказал он, — что бы ты ни сделала, я этого, несомненно, заслуживаю. Но остальные… этот твой сэр Бастиан, и все твои остальные маги Спекулярии, у них нет никакого права становиться между мужем и женой.
Он мягко отпустил ее и отодвинул в сторону.
— Я повторяю, сэр. Вы должны мне все объяснить, и я ожидаю этого с нетерпением.
Сэр Бастиан встал с места.
— Вполне возможно, капитан Блэкхарт, что мне неверно описали ваш характер. По крайней мере, вы ясно выразили ваши чувства, и ваше отношение к вашей жене произвело на меня очень благоприятное впечатление. — Он слегка нахмурил свой высокий лоб. — Но полагаю, что мне излишне объяснять вам, что Лиллиана и я здесь делаем. Вас ввели в заблуждение, это правда, но для этого были серьезные причины. Но я должен вам сказать, что госпожа Блэкхарт с самого начала очень хотела открыться вам.
Высвободившись из объятий Вилла, Лили обернулась к сэру Бастиану.
— Сэр, но сейчас-то нам совершенно необходимо ему довериться. Просто глупо пытаться продолжать в том же духе, учитывая, сколько Вилровану уже известно.
Сэр Бастиан кивнул, хотя и несколько неохотно.
— Да, события сейчас дошли до такого отчаянного положения, — сказал он со вздохом, — что, боюсь, нам уже не приходится особо тщательно выбирать себе союзников.
Вилл насмешливо улыбнулся, и в его поклоне сквозила ирония.
— Я надеюсь, сэр Бастиан, что настанет день, когда я смогу вернуть вам этот комплимент.
Но все же напряжение в комнате несколько спало. По настоянию Лили, они все трое сели за стол, и она налила Виллу горького чая из черничного листа и наполнила чашку сэра Бастиана.
— Я надеюсь, капитан Блэкхарт, что ваше пребывание в Хойле вас не слишком… стеснило? — сказал старик, передавая Виллу тарелку слегка обуглившихся тостов.
Вилл удивился.
