К нам на дачу в Сосновку приезжают какие-то люди и что-то советуют. Маршал Москаленко в подчеркнуто пренебрежительном тоне говорит о том, что «наверху» решили похоронить Жукова на Новодевичьем кладбище. Но позже изменили это решение и постановили похоронить «по рангу» — в Кремлевской стене, с кремацией.
— Как же так, ведь папа хотел быть похороненным в земле!
— А где бумага, он оставил письменное завещание?
— Нет, но он смотрел по телевидению похороны маршала Буденного и сказал, чтобы его так же похоронили… (маршала Ворошилова тоже похоронили, не сжигая. —
— Звони Гречко, — советует мне бабушка, — ты наследница, тебя послушают.
Набираю номер телефона министра обороны. На мою просьбу Андрей Антонович что-то мямлит.
— Звони Брежневу!
У меня руки холодеют от страха. По «вертушке» дозвониться просто, слышу знакомый голос в трубке. На мою просьбу не сжигать отца, а похоронить в земле, по русскому обычаю, как хотел отец, Брежнев сухо отвечает: «Я посоветуюсь с товарищами…» Эту фразу от Брежнева слышали часто. «Посоветовались» и сделали по-своему[1].
Иногда задумываюсь над тем, что за необходимость была сжигать отца вопреки его воле. Кажется, что он и мертвый мешал своим недоброжелателям, которые хотели досадить ему и отправить в некое подобие «геенны огненной», хотели, чтобы от него ничего не осталось. Однако они ошиблись, потому что невозможно уничтожить бессмертную душу.
Даже сообщение о кончине отца было передано не сразу, а сухой официальный некролог появился лишь 20 июня. Власти боялись большого скопления людей у Дома Советской Армии, где должно было проходить прощание.
Вот и письмо-соболезнование, датированное 20 июня 1974 года от ветерана войны, гвардии майора В. В. Васильева из Краснодара, говорит об этом:
«Убежден, что его оплакивают миллионы ветеранов Великой Отечественной, победившие гитлеризм и прошедшие тернистый путь под командованием Георгия-победоносца до Берлина и Эльбы. Его имя и дела бессмертны в сердцах русского народа… Выше его по полководческому искусству никого не было и нет. Там, где появлялся он, мы побеждали. Если бы мы своевременно узнали о его смерти (умер 18-го, а сообщили только 20 июня), мы бы полетели в Москву, чтобы отдать свой последний долг и постоять под командой „смирно“ перед его гробом и могилой».
В газете «Правда» от 20 июня сообщалось, что Жуков будет похоронен «на Красной площади, у Кремлевской стены». Это «у» позволило всем надеяться до последней минуты, что кремации не будет. 21 июня в «Правде» было опубликовано сообщение правительственной комиссии о похоронах отца: «В ночь с 20 на 21 июня состоялась кремация тела Маршала Советского Союза Г. К. Жукова». Почему, интересно, ночью?
Прощание с отцом было очень тяжелым. И не только для меня и всех родных. Я видела неподдельные слезы людей, некоторые опускались у гроба на колени. Пожилые ветераны приводили внуков, чтобы они запомнили этот день. В крематорий меня не пустила бабушка, думала, что это может быть слишком для 17- летней девочки (ведь только недавно похоронили маму). Те, кто там когда-нибудь бывал, говорят, что это действительно страшно.
Последнее фото с отцом. 1973 г.
В день похорон, в те долгие минуты, когда мы ехали в автобусе из ЦДСА на Красную площадь, когда на улицах Москвы я видела много людей, их слезы, я, цепенея от ужаса, сидела рядом с черной мраморной урной, внутри которой — лишь горстка праха, тогда вдруг смутно начала осознавать, какого человека не стало.
Сами похороны, проходившие по протоколу, официальные речи на Красной площади, даже слезы в глазах Брежнева, пожимавшего мне руку со словами соболезнования, не оставили в моей еще совсем детской и чуткой ко всякой фальши душе никакого следа. Осталась боль потери и увиденные мною в тот день неподдельная любовь и скорбь людей. И все же меня не покидало чувство, что отец не может уйти совсем, что он когда-нибудь вернется.
Ветеран войны, работавший в 1970-х годах в гараже Генштаба, рассказал, что когда 18 июня 1974 года умер маршал Жуков, многие водители-фронтовики из их гаража плакали и не стыдились своих слез. А один знакомый вспоминал, как после кремации Жукова он ехал домой на такси и услышал от таксиста: «Я воевал на Курской дуге. На войне имя Жукова нам придавало храбрости и сил. Сожгли нашу гордость и славу! И ведь похоронят рядом с Мехлисом!»[2]
Майор в отставке Владимир Николаевич Фомичев из г. Екатеринбурга писал мне:
«Мы чтим великий полководческий талант Георгия Константиновича, перед которым преклонялись полководцы других великих держав. Его боялись наши вожди, и боялись даже его мертвого тела, предав кремации, а не захоронив у Кремлевской стены, чем вызвали тогда большое возмущение ветеранов и особенно тех, которые воевали под его командованием или служили с ним».
Много слов искренней, теплой поддержки услышала я в те дни. Вскоре после похорон я получила письмо от неизвестной мне женщины:
«Милая Машенька!
Твое личико на похоронах папы было скорее суровым, чем скорбным. Суровость взяла верх над скорбью. Это бывает лишь в тех случаях, когда человек, неся в сердце скорбь, бывает чем-то глубоко огорчен, обижен, оскорблен за умершего человека.
Я говорила по поводу смерти маршала Жукова и его похорон с двумя военными, занимавшими в прошлом большие посты. И тот, и другой сказали мне следующее: при жизни нужно было оказывать почести и самое высокое уважение к маршалу Жукову, он это заслужил, а не после смерти. Оба они также считают, что маршал Жуков должен был быть похоронен рядом с маршалами Ворошиловым, Буденным и другими прославленными полководцами.
Я тоже придерживаюсь этого мнения. Не это ли и ты, как его дочка, чувствовала, и это отразилось на твоем юном личике? Передай, Машенька, своей бабушке, Клавдии Евгеньевне, что я отпела в церкви твоего папу. Он был крещен при рождении, он должен быть и отпет кем-либо из людей, и это сделала я. Вот и все. Скорбь вашу я не могу утешить, я это знаю. Но знайте, что на свете есть еще добрые люди, для которых добро является высшим благом. Будьте здоровы.
После выхода первого издания этой книжки я получила письмо из Санкт-Петербурга от Галины Николаевны Горобец. Она пишет:
«Прочитав Вашу книгу „Маршал Жуков. Сокровенная жизнь души“, считаю своим долгом привести еще одно свидетельство любви и почитания Вашего отца Георгия Константиновича Жукова, спасителя России. В 70-е годы я имела счастье быть знакомой с Анной Григорьевной Эдвард. Среди верующих нашего города это имя известно благодаря ее духовной поэзии. А. Г. Эдвард происходила из богатой и образованной семьи, в 20-е годы была актрисой, играла в спектаклях с Ю. Толубеевым. Во время войны и в последующие годы работала в нейроинституте медицинской сестрой. До последних дней своей жизни она неустанно трудилась, будучи инвалидом, передвигаясь на костылях по квартире, трудилась на ниве Христовой. Многие люди до сих пор хранят ее стихи и ее извлечения из книг духовного содержания. Скончалась она в 1982
