— В Рим?
— Нет, схожу в местечке Ла-Специя. Вы знаете Италию? Это приятный город?
— Военно-морской порт, мне кажется. Подвергся сильным бомбардировкам во время войны. Я никогда там не бывал.
Марджори, похоже, утратила интерес к теме, глаза ее сосредоточились на пейзаже за окном.
— Красивые здесь места. Горы, море. Очень романтично. Я не задержусь в Ла-Специи, поэтому меня на самом деле не интересует, что она собой представляет. Такие вещи говоришь просто, чтобы поддержать разговор, вы согласны?
Писательница забрала свою сумку со стула, куда до этого ее положила. Сумочка крокодиловой кожи была изрядно потрепана, хотя некогда, видимо, стоила больших денег. Джордж догадался, что попутчица находится в стесненных обстоятельствах. Было в ней что-то от ребенка, прижавшегося носом к магазинной витрине. Она не была похожа на человека, привычного к таким путешествиям.
Что ж, они сойдут с поезда в Ла-Специи, и соотечественница навсегда исчезнет из его жизни, сев на поезд или автобус либо будучи встречена тетушкой или подругой.
Незнакомка протянула ему руку.
— Спасибо, что пустили за свой столик. До свидания.
Собеседница стала удаляться по проходу, слишком худая… и почему бы ей не держаться попрямее? Потом остановилась и оглянулась, будто осененная какой-то мыслью.
— Имя Беатриче Маласпины вам ничего не говорит?
Джордж был так изумлен, что со звоном уронил чашку на блюдечко, заставив остальных попутчиков повернуться в его сторону.
Марджори вернулась к столику и снова села.
— Вижу, что говорит. Вы тоже упомянуты в завещании? Вот почему вы здесь, в этом поезде? Ведь вы, так же как и я, держите путь на «Виллу Данте»?
11
Никто не назвал бы миссис Вульфсон типичной американской бабушкой. Она была колкой, язвительной, с богемным складом характера, горожанкой до мозга костей и никогда в жизни не испекла ни одного яблочного пирога.
Люциус Уайлд всегда любил ее и всегда испытывал перед ней благоговейный трепет. Не имело значения, что он был успешным человеком тридцати лет. Миффи, как ее звали друзья и члены семьи, вызывала в нем столько же уважения, сколько и нежности.
— Пришел попрощаться, — объявил он, поцеловав подставленную изящно подкрашенную щеку.
— Буду по тебе скучать. Я закажу нам мартини. — Старуха позвонила в колокольчик, и почти тотчас появилась горничная. — В библиотеку, — распорядилась хозяйка и первая направилась по красиво изогнутой лестнице на второй этаж.
Миссис Вульфсон жила в особняке в Бостоне с тех самых пор, как впервые явилась в этот дом в качестве невесты Эдгара Вульфсона. Покойный муж, двадцатью годами ее старше, был торговцем произведениями искусства. Он сколотил значительное состояние и приобрел для собственных стен большое количество произведений живописи, не говоря уже о скульптуре, бронзе, фарфоре и коврах. Предметы искусства и роскоши заполняли в особняке все свободное пространство.
Люциус любил этот дом. Он любил картины, особенно живопись XX века, — дед, будучи человеком передовых взглядов, начинал покупать современную живопись задолго до того, как эти художники становились модными или дорогими.
Подали мартини, и Миффи с удовольствием за него принялась.
— Просто обожаю первый коктейль. Ты в Париж, а потом в Лондон?
— В Париж на пару недель, а затем, прежде чем отправиться в Англию, собираюсь навестить друзей в Ницце.
— В Ницце? Погостишь у Форрестеров, я полагаю. Эльфрида там будет? Она ведь гостила у них, на Лонг-Айленде, когда ты с ней познакомился?
— Да и да.
— Вот любопытно, почему ты не привез невесту ко мне на смотрины.
— Ты знаешь почему. Мы обручились прямо накануне ее возвращения в Англию.
— Билеты можно было перезаказать. Привезешь девушку погостить в Америку сразу после женитьбы? Тогда будет, конечно, слишком поздно спрашивать, нравится ли она мне и считаю ли я ее для тебя подходящей.
— Брось, Миффи, человеку на четвертом десятке позволительно самостоятельно выбрать себе жену.
— Мужчина в любом возрасте может сделать неправильный выбор. Меня тревожит, что твои родители так довольны этой помолвкой. Говорят, что она просто создана для тебя и будет идеальной женой.
— Так оно и есть.
— Ты в нее не влюблен.
— О, Миффи, ради Бога!.. — Несносная женщина его бабка, но, конечно же, права. Всегда обладала способностью видеть внука насквозь. — Она тебе понравится. Живая, энергичная и прямая…
— Большие организаторские способности — так я слышала. И решительный характер. Уверена, Эльфрида будет ценным подспорьем для твоей карьеры; женщина с такими качествами может привести своего мужа даже в Белый дом.
Это вызвало у него смех.
— У меня нет политических амбиций.
— У тебя нет никаких амбиций, во всяком случае, собственных. Все честолюбивые замыслы в твоей жизни принадлежат другим людям. Никогда над этим не задумывался?
— Миффи, давай не будем.
— Хорошо. Итак, ты рассказал мне о своих планах, о которых я и так знала: Франция, затем должность в английском филиале вашего банка. Но ты не за тем ко мне пожаловал. Давай выкладывай, Люциус. Что у тебя на уме?
— Ты когда-нибудь знала женщину по имени Беатриче Маласпина?
За окном быстро сгущались сумерки, и Люциус не заметил вспыхнувшего в глазах бабушки настороженного огонька.
— Дело в том, что я получил необычное письмо от одной адвокатской фирмы и поехал встретиться с ними в Нью-Йорк. Они сообщили мне, что я упомянут как наследник в завещании этой самой Беатриче Маласпины.
— Она была американкой?
Люциус покачал головой:
— Итальянкой, надо думать, судя по имени. Здешняя адвокатская фирма действует от имени ее итальянских поверенных. Маласпина имеет — точнее, имела — дом на побережье, где-то в северной части Италии. В Лигурии. По условиям завещания я должен приехать туда, в ее дом под названием «Вилла Данте», для того чтобы получить наследство.
— Которое состоит в?..
— Не имею представления. Это может быть пачка ни на что не годных лир, набор ложек, чучело тигра, принадлежавшее ее родителю. Я знаю об этом не больше, чем ты.
— Как интригующе!
— Так ты ее не знаешь?
— Никогда не была знакома с Беатриче Маласпиной. Конечно, я понимаю твое любопытство, и завещание есть завещание, так что, если ты все равно собираешься на юг Франции, это не будет большим
