журнал.
– Вашего брата у нас больше нет, – сообщил мужчина лет сорока пяти, внешне похожий на Чехова. Может, он специально создавал и поддерживал такой образ.
– Он…
– Что вы, что вы, он жив и, более того, с ним все в порядке.
Полина взяла мою руку в свою.
– Вы хотите сказать, что он излечился?!
Врач радостно улыбнулся и кивнул.
– Препаратом, над которым работал какой-то ученый, тщательно скрываемый нашим отцом?
Врач опять кивнул.
– И что теперь?
– Теперь я надеюсь получать препарат в достаточном количестве для излечения как можно большего числа пациентов. На вашем брате испытывалась пробная партия. Ваш отец и мать мальчика подписали соответствующие документы. Поймите: с новым препаратом все непредсказуемо. С любым новым препаратом. Ну а тут такое дело… Признаться, я сам до конца не верил в успех.
– То есть препарат доработан до конца?
– Да.
– Давно?
– Где-то полгода тому назад.
Полина сжала мне руку. Наш отец врал! Деньги на доработку были не нужны! Или нужны на запуск производства?
– Препарат сейчас в производстве?
– Мне бы очень хотелось, чтобы он уже был в производстве. Но, к моему великому сожалению, я никак не могу повлиять на процесс. Здесь возникли заминки по техническим причинам. Я с нетерпением жду начала регулярных поставок.
– Сколько человек вылечились при помощи этого препарата?
– У меня трое – ваш брат и еще двое почти безнадежных. Когда я предложил родственникам участие в эксперименте, они подписали соответствующие бумаги. Как вы понимаете, ни препарат, ни метод не лицензированы. Я с вами разговариваю только потому, что вы – родственники. К тому же ваш брат вылечился. Поэтому у вас не должно быть ко мне претензий. Вот если бы над вашим родственником проводился эксперимент и он оказался неудачным… Многие родственники, даже подписав бумаги, потом предъявляют претензии.
– Нет, у нас к вам никаких претензий, – быстро сказала Полина. – Наоборот, мы очень рады, что такое средство появилось. Но как нам теперь найти брата?
– Насколько я знаю, он уехал из страны. С матерью. Этого хотел ваш отец. Вам у него нужно спрашивать.
Мы с Полиной переглянулись.
– Вы случайно не в курсе, еще где-то проводились эксперименты с этим препаратом?
– В какой-то общине за границей. То ли во Франции, то ли в Швейцарии. И результаты тоже потрясающие, но, конечно, лучше работать на базе клиники. Мало ли что… Еще слишком мало данных, мы не знаем побочных эффектов. А люди-то разные.
– То есть вы не можете утверждать, что препарат помогает в ста процентах случаев?
– Ни один препарат не помогает в ста процентах случаев. И у всех есть какие-то побочные эффекты. Один препарат подходит одному человеку, другой – другому. Он может не сочетаться с какими-то лекарствами, которые человек принимает постоянно. Нюансов много. Еще нет достаточного количества данных! Но он точно дает положительный результат. Три фактически безнадежных случая – и они излечены!
По-моему, с такой уверенностью об излечении говорить было нельзя. Должно пройти время. Ведь бывшие наркоманы вполне могут сорваться через месяц, год… Не зря говорят, что бывших наркоманов не бывает.
– А ученый? – спросила я вслух.
– По-моему, заслуживает Нобелевскую премию. Я с ним никогда не встречался. Ваш отец правильно его скрывал ото всех. Я не знаю, где он сейчас. Надеюсь, что трудится еще над чем-то гениальным.
– Препарат в каком виде?
– Таблетки. Нужно придерживаться определенной схемы приема.
Мы поблагодарили врача и поехали в город. В машине, а потом у меня в квартире очень оживленно обсуждали услышанное.
– Наркоторговцы это так не оставят, – заметила Полина. – Изобретателю угрожает смертельная опасность.
– Мы ничего не можем с этим поделать, Полина.
В понедельник утром я узнала о разгроме клиники предыдущей ночью. Действовала организованная банда. Их цель осталась для правоохранительных органов неизвестна. Ведь в клинике, где лечили от наркомании, не хранились запасы наркотиков! Атака закончилась пожаром, в котором погибла большая часть пациентов и дежурные врачи с медсестрами.
Я не знала, погиб ли главврач, с которым мы разговаривали. О нем в программах новостей и новостных сообщениях в Интернете не говорилось ничего.
Вечером в понедельник я долго думала, сидя в любимом кресле в окружении любимых персов.
Почему клинику разгромили после появления там нас с Полиной? Или это просто совпадение? Хотя получается слишком много совпадений. В какой день умерла мама? Патологоанатомическое исследование не дало точного ответа – труп пролежал в квартире несколько дней. Но мама умерла после общения со мной. Или вскоре после общения со мной. Ольгу убили у меня в номере. Потом в той же гостинице погибли два бизнесмена – практически после нашего знакомства. Причина их смерти – отравление, как у мамы. Не много ли отравлений? Не много ли ядов? Хотя опять же может быть совпадение. Какая связь между моей мамой и этими людьми? Вроде никакой.
Только я. Кто-то хочет подставить меня? Или убить, или подставить, чтобы я оказалась в тюрьме по обвинению в убийстве или нескольких. Подставляли здесь, подставляли на Кипре… Кому я мешаю? Чем? Я сомневалась, что все происходящее связано с моей профессиональной деятельностью. Я была почти уверена, что дело касается исключительно нашей семьи. Но каким образом?
Почему гибнут участники аукциона, устроенного папашей? Что мой родитель скрыл в одном из стульев? Кому нужна эта вещь? Нужна так, что он (или они) идет на убийства и весьма существенные расходы по их организации?
Кто все-таки хочет подставить меня? Или убить меня? Охотник за неизвестной ценностью? Кому я могу мешать? Я давно не живу в семье! Можно сказать, что всю сознательную жизнь я не общалась с отцом и сейчас он не желает меня видеть и со мной разговаривать. Я ничего не знаю про его деятельность!
Что мне делать? С кем посоветоваться? Хоть бы Олег позвонил…
Глава 28
В ночь с пятницы на субботу меня разбудил телефонный звонок. Мой мобильный обычно лежит у изголовья кровати. Но кто может звонить ночью? Что еще случилось?!
– Кира? – раздался неуверенный мужской голос, который я не узнала.
– Да, – прохрипела я.
– Простите, что разбудил. Мы с вами встречались один раз. Меня зовут Алексей, я проживаю у вашей сестры Полины.
– Что-то с Полиной? – выдохнула я. Сердце в груди сжалось.
– Д-д-да, – промямлило мускулистое божество.
– Что?! Да говори же ты!
– Она покончила с собой.
– Что?!
Это было последним, что я ожидала. У Полины не было поводов кончать с собой. Или я не знала? Мы с ней в последний раз разговаривали в понедельник, после того, как узнали о разгроме клиники, которую
