нее. Но Роланд, видимо, догадавшись о ее состоянии, резким рывком подхватил ее и повлек за собой к выходу, подальше от всех этих людей, которые уже начали обступать их, окликая по имени, приветствуя и задавая вопросы.
– Говорите же, леди Кайла, или мы оба пропали. Никто из нас уже никогда не увидит своего родного дома.
Может, он шутит? Мог ли он говорить об этом серьезно? Неужели ложь внезапно превратилась в правду? Или нет, но… что тогда?
Тауэр. Тауэр для них обоих, не только для нее, но и для Роланда, лорда Стрэтмора, для ее врага. Но враг или нет, а все же рискнул собой, чтобы спасти ее. Боже милостивый! Ну конечно! Все вдруг стало так ясно! Он не может ее отпустить, только не теперь, после этой сцены в покоях короля. Она никогда уже не сможет стать свободной! Так же, как и он, впрочем!
Несколькими простыми словами, сказанными королю, он поставил себя под удар, и все только ради того, чтобы помочь ей! Это был настолько безрассудный, отчаянный поступок, что она сначала не поверила своим ушам. Она покрылась липким холодным потом, несмотря на горящий камин, и ждала, что Генри расхохочется этой удачной шутке или же придет в ярость и прикажет им обоим отправляться в Тауэр.
Но нет, Роланд рассчитал все верно. Генри был недоволен, но проглотил возражения и сделал вид, что принял как должное их фальшивый брак. Эти минуты показались Кайле самыми мучительными и ужасными за последние несколько месяцев после смерти брата.
Теперь она поняла, что ложь, произнесенная Роландом, не может долго оставаться ложью, иначе последствия могут оказаться настолько ужасными, что даже трудно себе представить.
Она снова споткнулась, и снова Роланд подхватил ее, не дав упасть. А дверь была еще так далеко.
Кажется, они прочно попались в сети, которые Роланд сам сплел. Если Роланд на ней не женится, если Генри обнаружит, что его провели…
– Стрэтмор! – послышался властный, но тем не менее дружеский возглас.
– Милорд! – вторил ему голос с другого конца комнаты.
Она знала этих людей. Они были хорошими знакомыми ее родителей, хотя для нее оставались всего лишь туманным воспоминанием, едва знакомыми лицами из ее прошлого. И их внимание было направлено сейчас прямо на них двоих. Избежать встречи было невозможно.
– Скажите же это, – еле слышно прошептал Роланд, сжимая ей руку. Она чувствовала, как он взволнован, ведь от одного-единственного слова сейчас зависели их судьбы.
– Да, – поспешно прошептала она. – Я даю вам слово.
Роланд быстро взглянул на нее. Жесткие складки вокруг рта разгладились, напряжение исчезло из его взгляда.
– Я тоже даю вам слово, – сказал он так тихо, что она едва расслышала. И в тот же миг их окружили знакомые лица.
– Моя дорогая девочка! – воскликнула женщина, протягивая к Кайле руку.
– Стрэтмор, – пробасил стоящий слева от нее мужчина, и затем хор голосов раздался отовсюду, толпа окружила их, кто-то хлопал Роланда по плечу, кто-то высказывал осторожные замечания по поводу появления Кайлы – в таком наряде, с растрепанными волосами, – они просто не знали, что и думать! И тогда Роланд чуть ослабил хватку, теперь он держал руку Кайлы более нежно. Он подтолкнул ее вперед, поставив перед собой И чуть обняв своими сильными руками, стараясь, по мере возможности загородить ее от напирающей толпы.
Кайла приподняла подбородок. Женщина в бежевом платье подошла ближе, а за ней толпились еще десяток женщин.
– Вы помните меня, Кайла? – спросила она, и в памяти Кайлы возникли какие-то туманные картинки, лицо женщины показалось ей смутно знакомым. Подруга ее матери, придворная дама, как и Элейн, милое, приятное лицо среди многих подобных.
– Леди Элизабет? – Кайла подивилась тому, как спокойно и естественно звучит ее голос. – Конечно, я помню вас.
– Ваше путешествие оказалось удачным, а, Стрэтмор? – громко спросил мужчина, перекрывая гул других голосов.
Толпа чуть затихла, жадные, любопытные взгляды впились сначала в нее, затем в Роланда, когда он отвечал:
– Я бы сказал, более чем удачным, Джаред.
Было что-то необычное во всем этом. Кайла не могла не заметить жадных, откровенных, назойливых взглядов, которых раньше никогда не замечала при дворе. Никто даже не пытался притвориться, что не смотрит на нее. Это было совсем не то, что перешептывание из-за вееров или брошенные вскользь заинтересованные взгляды, а довольно грубое, откровенное разглядывание, которое показалось ей даже более беспардонным, чем то, с которым она встретилась совсем недавно, попав в окружение простых солдат или местных жителей, выбегающих навстречу их отряду. Когда-то никто из этих людей не посмел бы так откровенно разглядывать ее, ведь она была дочерью знатного человека, любимца короля. Она была одной из них.
Ну конечно, вдруг поняла Кайла, ведь теперь она больше не была одной из них. И причина вовсе не в крестьянском платье и отсутствии прически. С того момента, как тело ее матери обнаружили в постели Глошира, ее семья стала отверженной, не такой, как другие. Потому что если не это, то тогда что могло вдруг вызвать такое гонение на их семью? Личные, тайные грехи позволены и допустимы, их никто не осуждает, но только до тех пор, пока они не становятся всем известны. И тогда это уже совсем иное – преступление против нравственности и добропорядочности, а это никому не прощается, и Кайла, как никто другой, смогла почувствовать это на себе.
– И в самом деле! – воскликнул другой придворный, бросая на Кайлу плотоядный взгляд. – Ты сорвал лучшую розу в Роузмиде! Она – настоящий персик!
– Но что теперь с ней будет? – спросил мужчина, стоящий возле Кайлы. Тут же со всех сторон посыпались предложения:
– Я бы с большим удовольствием взял себе этот персик. Уж у меня-то для нее найдется отличный пирожок!
– Ну нет, эта розочка просто создана для того, чтобы украсить мою спальню!
Раздалось несколько возмущенных женских возгласов, но прежде, чем кто-нибудь из дам смог произнести хоть слово, прозвучал твердый, грозный голос Роланда:
– На вашем месте я бы поостерегся говорить такие вещи о моей жене.
В полной тишине, повисшей вдруг в зале, Роланд положил руку на плечо девушки, затем собственническим жестом накрыл ладонью ее грудь и притянул к себе, прижав ее спиной к своему напряженному телу.
Кайла почувствовала, как вспыхивают ее щеки.
Леди Элизабет, стоящая прямо перед ней, первой пришла в себя. Она изобразила на лице довольно приятную улыбку, а затем, выйдя вперед и тем самым несколько отделив себя от остальной толпы, наклонилась и коснулась губами щеки Кайлы.
– Мои поздравления. Уверена, ваша матушка была бы очень рада.
Кайла поблагодарила ее или, по крайней мере, попыталась поблагодарить, так как ее слова потонули в поднявшемся вокруг невообразимом шуме. Все сразу заговорили, раздались возгласы удивления, шутливые замечания, поздравления. Но она слышала только стук сердца в ушах и чувствовала лишь, как сильная рука Роланда поддерживает ее за талию. Ей было приятно ощущать рядом его крепкое, горячее тело – сейчас это был для нее островок стабильности и надежности в бушующем море безумия и отчаяния, едва не захлестнувшем ее с головой. Внезапно ей показалось, что еще немного, и она потеряет сознание. Она закрыла глаза и прислонилась к нему, чувствуя, как спокойно и размеренно бьется его сердце.
Он положил свою горячую ладонь ей сзади на шею, провел легко, едва касаясь кончиками пальцев, по коже. Ей нравилось это ощущение, нравилось, что он не прижимает ее к себе, а лишь поддерживает, даря уверенность и покой.
Слабый внутренний голос попытался сказать ей, что она ведет себя недопустимо, что она должна открыть глаза, должна улыбнуться всем этим разряженным зевакам, словно это было самым обычным
