взгляд… но, должно быть, это вино туманит его рассудок, смущает подобными мыслями. И все же она все еще была здесь.
Его Кайла.
Его надежда на спасение.
Он боролся с этим наваждением, но результат всегда был один и тот же. Роланд говорил себе, что он должен просто привязать ее к себе, потому что она была графиней, а он графом. Вместе они должны продолжить династию. И этот долг перед предками обещал превратиться для него в еженощную усладу.
Но судьба, как всегда, безжалостно посмеялась над его самонадеянностью. То, что он испытывал к ней, не было простым вожделением. И не привязанностью, и не одним из тех приятных, но не слишком обременительных чувств, которые он питал к другим женщинам.
Он любил ее. Он любил ее так сильно, как только вообще мог любить что-то в этой жизни, включая свою семью и свой дом.
Боже милосердный! Он полюбил ее, и что же теперь с ним будет? Она никогда не примет его за все его грехи, за те беды, в которых она винит его. Она никогда не примет его полностью, с этими страшными призраками, которые преследуют его. И он не смеет ждать этого от нее. У нее хватает своих призраков, своей боли, зачем ей еще и это? Но как же ему жить теперь? Рядом с ней и без нее?
Кайла чувствовала запах вина, разлитого в воздухе, видела его взъерошенные, спутанные волосы, круги под глазами, двухдневную золотистую щетину. Роланд снова опустил голову и что-то бормотал себе под нос, но так тихо, что она не могла разобрать ни слова.
Она подошла к окну и попыталась отдернуть тяжелую штору. Она сначала двигалась легко, но потом наверху что-то заело. Кайла дернула посильнее и сорвала штору с железной палки, к которой та была прикреплена. Тяжелая штора упала на нее, подняв тучу пыли, и комнату залил солнечный свет. Кайла сбросила с себя материю и, наклонившись вперед, распахнула тяжелое окно, впуская в комнату свежий морской воздух. Затем она снова вернулась к столу.
Наконец-то он обратил на нее внимание, слава богу!
Он смотрел на нее во все глаза, пытаясь не щуриться от яркого света.
– Кайла? – спросил он неуверенно. Голос его звучал тихо и как-то хрипло, словно он только что очнулся от глубокого сна.
– Милорд? – Она встала перед ним, сложив на груди руки.
Роланд медленно протер глаза рукой, затем огляделся вокруг, почти с удивлением.
– Ты здесь?
– Да. А вы пьяны.
– Ничего подобного. – Он рассмеялся, явно издеваясь над собой. – Я бы хотел. Я очень старался… но не вышло.
– Я собираюсь поговорить с вами, милорд.
Он откинулся назад в кресле и прищурился, рассматривая ее. Затем пожал плечами:
– Умоляю, говори!
Но слова не шли у нее с языка. Чтобы как-то прикрыть свою растерянность, она сделала вид, что ищет стул, чтобы сесть. Наконец она села против него и аккуратно расправила складки платья.
Он молча наблюдал за ней, поставив руку локтем на стол и подперев ею подбородок.
– Как ваши дела, милорд? – спросила она наконец, не найдя ничего лучше.
– Прекрасно, миледи.
Ложь была настолько очевидной, что он, должно быть, просто издевался над ней. Но на его лице не было ничего, похожего на улыбку. Скорее гримаса. Она решила, что стоит попытаться снова.
– Я очень давно не видела вас, – сказала она, пытаясь сохранять спокойный, уравновешенный тон.
Роланд ничего не ответил. Она видела, как его взгляд задержался на чем-то за ее спиной, затем снова вернулся к ней.
– Я не сомневаюсь в том, что вы были очень заняты.
Как и в том, что у вас, как графа, очень много обязанностей здесь, в ваших владениях.
Он чуть заметно усмехнулся, играя с золотой цепочкой, пытаясь выложить ею на столе буквы: Э и С, затем треугольник.
– И у меня также нет никаких сомнений в том, – продолжала она, наблюдая, как двигаются его пальцы, – что вы предпочитаете общаться в темноте с бутылкой, чем со своей собственной женой.
– Так вот, что ты думаешь. – Роланд прямо взглянул на нее. Его глаза лихорадочно блестели. – Это правда? Ты и в самом деле так думаешь?
Она пожала плечами:
– А что еще я могу думать? Почему вы меня избегаете?
– Этого тебе лучше не знать. Да ты и сама не захочешь.
– Захочу.
Цепочка снова вытянулась в прямую линию, сложенная точно посередине. Он оставил в покое украшение и уперся обеими ладонями в стол.
Кайла начала терять терпение, которое помогало ей более или менее спокойно сидеть в кресле. Он снова застыл, не обращая на нее внимания, уставившись на цепочку, лежащую перед ним. Кайла дернулась и уже начала подниматься на ноги, когда он заговорил:
– Она была моложе, чем ты, когда умерла.
Он сказал это тихо, словно думал вслух.
– Кто? – спросила удивленно Кайла.
– Элинор. Она вышла замуж очень рано. Слишком рано, как я думал. В пятнадцать. – Он снова откинулся назад, закрыл глаза, вздохнул. – Но, возможно, это было и не так уж рано.
Кайла нахмурилась, глядя на кулон, лежащий перед ним. Это была круглая пластинка из золота с каким-то узором в середине, похожим на кельтский символ.
– Но она была так счастлива с ним. Она говорила, что очень его любит. И я поверил ей. Джеймс был хорошим человеком. И я знал, что он любил ее уже давно, наблюдая, как она растет. И когда он погиб, она чуть не умерла сама.
Кайла вновь пристально посмотрела на мужа, но его лицо оставалось бесстрастным. Он опять смотрел невидящим взглядом на какую-то точку за ее спиной.
– Она была на пятом месяце, когда Джеймс вышел в море и больше не вернулся, попав в сильный шторм. Мы ничего не могли поделать. Не могли спасти его. Он не должен был выходить. Но он всегда презирал опасность.
Она поерзала в своем кресле, чувствуя себя очень неловко и от самого рассказа, и от этого пустого взгляда.
– Так вы из-за этого заперлись здесь, в комнате, на весь день? – озадаченно спросила она, совершенно уже ничего не понимая.
– Я должен был тогда уехать, понимаешь? – Казалось, он не слышал ее. – Должен был. Генри послал за мной. Я не мог ему отказать, это был приказ короля. Я был ему нужен, и ему были нужны все мои люди. Я должен был уехать. И неважно было, что прошло всего две недели со дня гибели Джеймса и что моя сестра была в отчаянии.
Он посмотрел на Кайлу, она кивнула, пораженная неожиданной вспышкой ярости, сверкнувшей в его глазах.
– Я уехал, понимаешь? Я уехал, и со мной уехали почти все мои люди. Остались только женщины, дети, мой отец и его собственная охрана. И это все. Раньше этого было вполне достаточно.
Жила-была королева – слова Элисии вдруг всплыли в ее памяти, приобретая совсем иной смысл.
– Кайла, – произнес он нежно, но с такой болью, глядя на нее, – уходи.
– Я не могу, – помотала головой Кайла. – Я не могу уйти.
Роланд горько рассмеялся:
– Ну конечно! Как я мог забыть? Моя бесстрашная Кайла. Хочешь услышать конец этой истории?
Нет, подумала она про себя.
