Кто-то поднес чашку с бульоном к самым его губам. Он поколебался, затем взял чашку и единым духом вы пил все. Живительное тепло разлилось внутри. Сразу стало легче дышать.
– Горячая вода, – произнес вдруг Дэймон. – Мне нужна горячая вода и чистое полотно.
– Вот, милорд, – сказала подруга Соланж, указывая на тазик с кипятком, который стоял у его ног. – А вот и полотно.
– Это всего лишь царапина, – все успокаивала Соланж.
– Тебе повезло, – ворчливо отозвался Дэймон, промывая рану.
– Я это знаю, – ответила она, с глубокой нежностью вглядываясь в хмурое лицо мужа.
Соланж проспала всю ночь, затем еще сутки, и Дэймон стал беспокоиться. Но лоб на ощупь был прохладным, жара не было. Просто Соланж спала. Спала крепко, что не пошевелилась, даже когда спасенный мальчик со слезами пришел поглядеть, вправду ли маркиза жива. Она не шелохнулась, когда Дэймон, наконец, улегся рядом с нею, поверх одеял. Не открыла она глаз и наутро, когда он проснулся. Дэймон дважды менял ей повязки, прикладывал к ране целебную мазь. А Соланж все спала...
На второй день, ближе к вечеру, луч солнца упал на ее лицо, и его вкрадчивое тепло наконец разбудило Соланж. Сонно жмурясь, она попыталась заслониться от яркого света, но обнаружила, что не может шевельнуть руками. Открыв глаза, она чуть повернула голову.
Правая рука была перевязана, и всякая попытка пошевелить ею вызывала сильную боль. На левой повязки не было, но Дэймон, уснувший в кресле, крепко сжимал руку Соланж. Лицо его во сне казалось измученным, осунувшимся. Только небритый подбородок придавал ему некое разбойничье очарование.
Неуместность этой мысли вызвала у Соланж слабый смешок. Дэймон тотчас встрепенулся, крепче сжал ее руку и поднял голову, жмурясь от яркого света. Потом вдруг увидел, что Соланж улыбается, и тряхнул головой, не веря собственным глазам. Наконец Дэймон вскочил, ладонью тронул ее лоб.
? Как ты себя чувствуешь?
? Замечательно – ответила она. – А ты?
Он тяжело опустился в кресло и прижался лбом к ее руке. Собрав, Соланж подняла раненую руку и погладила его густые черные пряди. Дэймон тяжело дышал, не поднимая головы.
Других звуков в комнате не было слышно. Ни голосов в коридоре. Ни птичьего пения за окном. Лишь неровное, хриплое дыхание Дэймона. Безграничная нежность наполнила все существо Соланж.
– Я сама пыталась убить его, – сказала она, гладя Дэймона по волосам. – Как раз перед тем, как ты приехал в Дю Клар.
Он молча прижался щекой к ее ладони.
– Я вовсе не хотела обманывать тебя. – Собственный голос казался Соланж чужим, словно она слушала себя со стороны. – Когда ты появился, я действительно думала, что он уже мертв. Я хотела выждать еще один день, и тут появился ты... – Голос ее задрожал, но тут же окреп. – Тогда я решила, что уеду вместе с тобой. Я знала, что ты не захочешь сопровождать меня, но все же постаралась тебя уговорить. Я была так рада, что ты согласился...
– Ты должна была рассказать мне правду, – сказал Дэймон, не глядя на нее. – Всю правду.
Соланж слабо усмехнулась.
– А что я могла рассказать тебе, милорд? Что я отравила своего мужа и должна бежать прежде, чем меня прилюдно обвинят в убийстве? Могу вообразить, как охотно ты бы взялся помочь мне после этого рассказа!
– Ты должна была довериться мне.
? Наверное, ты прав. Но я не могла рисковать. Мне нужно было выбраться из Дю Клара. Любой ценой.
– И ты это сделала! – Дэймон, наконец, поднял голову и в упор поглядел на жену. – Теперь-то я понимаю, почему! Ты рисковала своей жизнью, чтобы уничтожить негодяя. Ты должна была в одиночку защищаться от демона во плоти, который терзал и мучил тебя...
? Он давно уже не касался меня, Дэймон. Я не видела его много лет... И не хотела, чтобы он снова принялся за свое. Прежде чем он появился в замке, я уже позаботилась обо всем.
Слова сами рвались с языка, и Соланж говорила, говорила, разрывая оковы прошлого...
– Понимаешь, ему нужна была кровь для опытов. Он всегда был помешан на алхимических опытах, а я была ему нужна, чтобы добиться в них успеха. После того, как в Уэллберне я захворала, он отослал меня набраться сил во Францию. Вернуться я отказалась, пригрозив, что любыми способами буду вредить его драгоценным опытам. И это помогло. Правда, ненадолго.
Дэймон упорно смотрел на ее ладонь.
– А потом?
– А потом он вернулся.
Соланж смолкла, не в силах рассказывать. Память унесла ее в тот страшный день, почти на два года назад, она задыхалась тогда от гнева и безмерного отчаяния, видя, как от рук Редмонда гибнет Гита – ее любимая лошадь. А он смеялся...
Каким отвратительным был его смех...
? Редмонд был прирожденным убийцей, – наконец сказала она. – Он любил убивать и смотреть на смерть. Он убил Гиту, а потом сказал мне, что будет по одному убивать рабов, пока я не соглашусь исполнить его волю. И я подчинилась. Что еще мне оставалось делать?
Дэймон молчал, наблюдая за игрой теней на лице Соланж. Опять в ее глазах появился жесткий лихорадочный блеск, которого он не видел с того времени, когда они на рыбацкой лодке плыли в Дувр. Этот
