Сам напиток выглядит по-разному. В некоторых случаях — как, например, в ритуалах UdV в Бразилии — все получают большие стаканы с прозрачной, сильно разбавленной жидкостью. Но чаще всего аяуаска представляет собой сильно концентрированный напиток — темный, густой и тягучий. Именно такой готовил в моем присутствии Франциско Монтес Шуна. И его уже подают в маленьких чашках.
В тот раз первой среди присутствующих была женщина средних лет, желавшая пообщаться с духом умершего мужа. Вот она делает пробный глоток. Замирает. Смотрит в чашку. А затем быстро выпивает остаток жидкости. Эта же чашка служит и другим участникам церемонии. Прежде чем налить очередную порцию, шаман внимательно оценивает каждого из присутствующих (аура? или вес тела?). И каждый раз что-то неразборчиво шепчет в чашку, прежде чем передать ее участнику церемонии. Но лично мне количество налитой им жидкости представляется одним и тем же — во всяком случае, выглядит это как пара хороших глотков.
Мой черед. Я сижу на корточках на травяной циновке, которая расстелена прямо перед шаманом. Его морщинистое лицо лучится внутренним блаженством. Шаман окидывает меня оценивающим взглядом, наливает из бутылки стандартную дозу аяуаски, что-то шепчет в чашку, после чего передает ее мне.
Я осторожно отхлебываю отвратительную на вкус жидкость. Она очень резкая, горько-сладкая и в то же время соленая. Есть что-то отталкивающее в этой темной, густой и концентрированной массе. В ней чувствуется совершенно несочетающийся привкус какао, лекарственных препаратов и какой-то гнили. И я не могу избавиться от мысли, что приобщаюсь здесь к чему-то сугубо важному и в то же время неуловимому. Это и есть тот 'живой дух', о котором рассказывают древние мифы. А его присутствие здесь как раз и ознаменовано этой вязкой и невероятно насыщенной жидкостью.
Я вновь подношу чашку к губам и одним глотком осушаю оставшиеся две трети напитка. Концентрированная горечь вновь сменяется привкусом гнили и лекарств. Эффект такой, будто меня со всего размаха ударили кулаком в живот. Я содрогаюсь. Неужели вырвет? Или что еще похуже? Я слышал, что подобного рода неприятности обычны при приеме аяуаски, которая славится не только, своими психоактивными свойствами, но и считается весьма эффективным слабительным (аяуаска известна на Амазонке под множеством имен, и одно из них — Ла Пурга, пурген). Практически всем, кто принимал участие в церемониях аяуаски, приходилось сталкиваться с тошнотой и диареей. И если с вами вдруг случилось нечто подобное, просто отнеситесь к этому как к должному. По-прежнему чувствуя некоторое беспокойство, я благодарю шамана и возвращаюсь на свое место.
Время шло. Я лежал, опустив голову на импровизированную подушку, которую смастерил из спального мешка. В какой-то момент я почувствовал сильную усталость. Мышцы мои невольно расслабились, глаза закрылись, и тут же перед моим мысленным взором возникла целая вереница видений. Поначалу это были геометрические фигуры, сопровождаемые вспышками света, которые прежде мне не доводилось видеть. Это были темные огни — пульсирующие водовороты густо-фиолетового цвета, всевозможные оттенки красного и каких-то совсем уже странных расцветок.
Передо мной кружились целые галактики и солнечные системы… На смену им пришли видения сетей и узоров, отчасти напоминающие лестницу. Я наблюдал за множеством квадратных ширм, сложенных плотными рядами по образцу бесконечной серии окон. И хотя все эти образы возникали без единого звука, в пространстве, представлявшемся мне безграничным и безначальным вакуумом, им было присуще одно общее свойство. Все эти образы напоминали мне барабанную дробь: они словно бы возвещали прибытие чего-то очень значимого.
Я стал внимательно вглядываться в один из образов, точнее — в одну из форм, плывущую перед моим мысленным взором. При ближайшем рассмотрении сложный геометрический узор оказался не чем иным, как рисунком на коже змеи. Змея была живой и невероятно большой — ее хвост и голова терялись где-то вдали, и сколько я ни старался, так и не смог разглядеть их. Сосредоточив все свое внимание на огромной змее, я вскоре смог рассмотреть отдельные чешуйки, из которых и складывался общий рисунок. Чешуйки имели прямоугольную форму и были очерчены по краям черной линией. В центре каждого прямоугольника находился круг. Я стал всматриваться еще внимательнее и обнаружил, что круги были фиолетовыми. Они безостановочно вращались, излучая все тот же темный — неземной — свет, который я уже видел здесь прежде.
Здесь? Но где — здесь? И что общего может быть у меня с этим странным местом?
Начинаю всматриваться в один из вращающихся кругов. Что же это такое? Я еще не успеваю осмыслить увиденное, но уже чувствую в нем что-то знакомое. Это радужный глаз на красочных перьях павлина… Это спиральная галактика, кружащаяся во тьме космоса…
Тут шаман вновь начинает распевать икарос. Голос его звучит тихо и отстраненно, но сила заклинаний понемногу берет свое… На протяжении получаса, а может быть, и больше атмосфера вокруг меня звучит в унисон с мелодичными напевами. Такое чувство, будто где-то рядом шелестят огромные крылья. И сам я невольно расслабляюсь и погружаюсь в этот океан звуков.
И тут происходит нечто интересное. Мало-помалу та вереница узоров и неземных огней, которая мелькала перед моим мысленным взором, начинает пульсировать в ритме напевов. Мне кажется, будто я взмываю ввысь сквозь эфирные слои — как если бы правы были гностики, утверждавшие, что реальность состоит из множества миров, переходящих один в другой. И так от самой плотной из материй — к чистейшему духу.
Картина, развернувшаяся перед моим внутренним взором, утратила кристальную ясность, став более текучей и органичной. Такое чувство, будто я смотрю вверх со дна океана и вижу сквозь толщу прозрачной воды, как на поверхности его покачивается слой фиолетовых медуз. Их так много, что все они представляются единым покрывалом, сотканным из роскошной ткани. А еще я вижу, что каждая медуза украшена по краям кольцом сияющих жемчужин, похожих на посадочные огни крошечного космического корабля. По мере того как напев шамана то усиливается, то затихает, этот многократно повторяющийся узор из медуз медленно и торжественно проплывает у меня над головой.
Видение аяуаски. Фрагмент рисунка перуанского шамана Пабло Амаринго
Темное пятно сменяет яркое — и наоборот. А все вместе это напоминает мне удачно синхронизированный son et lumifte.
Но эти чарующие видения — последний проблеск иной реальности. В целом же я понимаю, что вернулся в привычный для меня мир. За это время я успел испытать несколько сильных приступов тошноты, однако меня так и не вырвало. Расстройство желудка меня, судя по всему, тоже миновало. И стоит мне открыть глаза, как видения тут же исчезают — хумф! — подобно вампирам при свете дня.
Это поистине незабываемое ощущение — видеть с закрытыми глазами совершенно необычную вселенную, а с открытыми — наблюдать такой привычный для меня мир. Самое интересное, что я могу свободно переключаться от одной сферы бытия к другой: мигнул — обычный мир, еще раз мигнул — потусторонний, и т д., и т. д. Но я уже чувствую, что рассудок и здравый смысл вновь заявляют о себе в полный голос, тогда как все сверхъестественное начинает отступать перед напором действительности.
Сколько же сейчас времени? Оказывается, около часа ночи. Я вновь закрываю глаза, но и это уже не помогает: видения стали слишком слабыми и прерывистыми. Иными словами, я вновь на планете Земля, трезвый, рациональный и явно не готовый посетить какое-либо иное измерение.
Итак, мне удалось достичь коридора, ведущего к другим мирам. И я даже смог разглядеть там обои. На мой взгляд, это весьма реалистичная оценка того, что произошло. Я уже покатился по взлетной полосе, но так и не смог разогнаться настолько, чтобы подняться в воздух. Я стоял у открытых дверей, но так и не вошел в них.
И потому, несмотря на то, что одна мысль об этом напитке вызывает у меня рвотный рефлекс — как если бы я вдохнул хорошую дозу иприта, — я решаю выпить еще одну чашку аяуаски.
Я выхожу на улицу помочиться. Смотрю на звезды, затем возвращаюсь назад. Снимаю ботинки и отхлебываю несколько глотков чистой воды. Пить аяуаску — сродни подвигу, на это всегда очень трудно решиться.
И все же я должен продолжать — во всяком случае, если и в самом деле хочу проникнуть в тайну этой загадочной субстанции. Я знал людей, которые так ничего и не испытали после первых приемов
