Твой XIX век

Все очень просто; можно было раньше догадаться…

I

Анна Николаевна Дубельт — Леонтию Васильевичу Дубельту.

6 июня 1833 г.; из села Рыскина Тверской губернии — в Санкт-Петербург:

„Левочка… досадно мне, что ты не знаешь себе цены, и отталкиваешь от себя случай сделаться известнее государю, когда этот так прямо и лезет тебе в рот… Отчего А. П. Мордвинов выигрывает? Смелостию… Нынче скромность вышла из моды, и твой таковой поступок не припишут скромности, а боязливости, и скажут: „Видно у него совесть не чиста, что он не хочет встречаться с государем!“ — Послушай меня, Левочка: ведь я не могу дать тебе худого совета; не пяться назад, а иди на встречу таким случаям, не упускай их, а напротив радуйся им“.

Анна Николаевна Дубельт находит, что полковник и штаб-офицер корпуса жандармов — не слишком большие чин и должность для ее сорокалетнего мужа. Правда, род Дубельтов невидный, и злые языки поговаривают о выслуге отца из государственных крестьян, — но юный гусар Василий Иванович Дубельт (отец) сумел, странствуя за границей в 1790-х годах, обольстить и похитить испанскую принцессу Медину- Челли, так что по материнской линии их сын Леонтий Васильевич родня испанским Бурбонам, а через супругу Анну Николаевну (урожденную Перскую) еще пятнадцать лет назад породнился с одной из славнейших фамилий: дядюшка жены знаменитый адмирал Николай Семенович Мордвинов — член Государственного совета, воспетый Рылеевым и Пушкиным, автор смелых „мнений“, известных всей читающей публике; единственный член Верховного суда над декабристами, голосовавший против всех смертных приговоров.

Из прожитых сорока лет Леонтий Дубельт служит двадцать шесть: стал прапорщиком, не достигнув пятнадцати (1807 год, война с Наполеоном — ускоренное производство в офицеры), под Бородином ранен в ногу, был адъютантом знаменитых генералов Дохтурова и Раевского. Вольнодумное начало 1820-х подполковник Дубельт встречает на Украине и в Бессарабии среди южных декабристов, близ Михаила Орлова и Сергея Волконского. Дубельт считался в ту пору видным масоном, членом трех масонских лож — „одним из первых крикунов-либералов“ (по словам многознающего литератора Греча).

В 1822-м он получает Старо-Оскольский полк, но после 14 декабря попадает под следствие: некий майор пишет на него донос, Дубельта вызывают в столицу; однако рокового второго обвиняющего показания не появилось, и дело обошлось… Впрочем, фамилию Дубельт занесли в известный Алфавит, список лиц, так или иначе замешанных в движении декабристов. Непосредственный начальник Дубельта, командир дивизии генерал Желтухин, судя по сохранившейся его переписке, был тип ухудшенного Скалозуба и полагал, что

„надобно бы казнить всех этих варваров-бунтовщиков, которые готовились истребить царскую фамилию, отечество и нас всех, верных подданных своему государю; но боюсь, что одни по родству, другие по просьбам, третьи из сожаления и, наконец, четвертые, как будто невредные, будут прощены, а сим-то и дадут злу усилиться и уже они тогда не оставят своего предприятия и приведут в действие поосновательнее, и тогда Россия погибнет“.

Понятно, как такой генерал смотрел на реабилитированного полковника, и в 1829 году последний вынужден был подать в отставку.

Отметим дату: четвертый год правления Николая I, идет война с турками в защиту греков, работает „Тайный комитет“ (образованный 6/XII 1826 года), о котором, впрочем, все знают (по формуле знаменитой французской писательницы госпожи де Сталь — „в России все тайна и ничего не секрет“). Комитет разрабатывает реформы, и даже многие непробиваемые скептики склонны преувеличивать размеры и скорость грядущих преобразований.

Именно в это время Пушкин еще пишет о своей „надежде славы и добра“.

Предвидеть резкое торможение реформ после европейских революций 1830–1831 годов, предсказать „заморозки“ 1830-х и лютые николаевские морозы 1840-1850-х могли немногие. Эпоха обманывала, люди обманывались; многие хотели обмануться — „обманываться рады“.

Если из головы 37-летнего полковника еще не выветрились вольные декабристские речи и мечтания, то все равно он, как и большинство сослуживцев, наверняка считал, что наступило неплохое время для службы — России и себе — и грустно быть не у дел. Родственники Дубельта вспоминали, что „бездеятельная жизнь вскоре показалась ему невыносимой“. К тому же, по- видимому, и семейные финансы требовали подкрепления постоянной службой. В поисках новой фортуны Дубельт в 1830 году оказывается в столице, и тут от графа Бенкендорфа (очевидно, через Львова, приятеля Дубельтов) поступает предложение — из отставного полковника переделаться в полковника жандармов: имеется должность жандармского штаб-офицера в Твери, то есть нужно там представлять III отделение собственной его императорского величества канцелярии, благо в Тверской губернии находятся Рыскино и другие деревни Дубельтов.

Через полвека потомки опубликовали кое-какую семейную переписку, относящуюся к тому решающему моменту в биографии Леонтия Васильевича. Он сообщил жене в тверскую деревню о неожиданной вакансии. Анна Николаевна, долго воспитывавшаяся среди людей, говоривших о жандарме презрительно или в лучшем случае небрежно, была сперва не в восторге от новостей и написала мужу: „Не будь жандармом“.

Леонтий Васильевич отвечал неожиданно:

„Ежели я, вступя в корпус жандармов, сделаюсь доносчиком, наушником, тогда доброе мое имя, конечно, будет запятнано. Но ежели, напротив, я, не мешаясь в дела, относящиеся до внутренней политики, буду опорою бедных, защитою несчастных; ежели я, действуя открыто, буду заставлять отдавать справедливость угнетенным, буду наблюдать, чтобы в местах судебных давали тяжебным делам прямое и справедливое направление, — тогда чем назовешь ты меня? Не буду ли я тогда достоин уважения, не будет ли место мое самым отличным, самым благородным?

Так, мой друг, вот цель, с которой я вступлю в корпус жандармов: от этой цели ничто не совратит меня, и я, согласясь вступить в корпус жандармов, просил Львова, чтобы он предупредил Бенкендорфа не делать обо мне представление, ежели обязанности неблагородные будут лежать на мне, что я не согласен вступить во вверенный ему корпус, ежели мне будут давать поручения, о которых доброму и честному человеку и подумать страшно…“

В этих строках легко заметить старые, декабристских времен, фразы о высокой цели ( „опора бедных, справедливость угнетенным, прямое и справедливое направление в местах тяжебных“). Но откуда эта система мыслей? Желание воздействовать на благородные чувства жены? Собственная оригинальная философия?.. Совсем нет.

Второе лицо империи граф Бенкендорф в ту пору искал людей для своего ведомства. Настоящая полная история III отделения еще не написана, отчего мы и не знаем многих важных обстоятельств. Однако даже опубликованные историками материалы ясно показывают, что план Бенкендорфа насчет создания „высшей полиции“ был не просто „план-скуловорот“, но содержал плоды немалых и неглупых наблюдений-рассуждений.

Заседая в Следственном комитете по делу о декабристах, Бенкендорф многому научился: во-первых, по части сыска; во-вторых, ближе узнал образ мыслей и характеры противников; в-третьих, лучше понял слабость и недостаточность имеющихся карательных учреждений. Одна из главных идей Бенкендорфовой „Записки о Высшей полиции“ (январь 1826 года) — повысить авторитет будущего министерства полиции: нужно не тайное, всеми презираемое сообщество шпионов, а официально провозглашенное, „всеми уважаемое“, но при этом, разумеется, достаточно мощное и централизованное ведомство.

„В вас всякий увидит чиновника, — извещала инструкция шефа, — который через мое посредство может довести глас страждущего человечества до престола